1-87

Я хоть и очень сильно не любитель этой тематики в современной литературе, и вообще зарекалась на эту тему когда-либо писать, но сегодня ночью (точнее, уже утром, около 4) меня прям-таки что-то дёрнуло. В общем, прошу оценивать труд этих нескольких часов печатания. Оно просто само взяло и написалось, как есть, фрагментом. Что дальше делать — ума не приложу.

***

A robot may not harm humanity, or, by inaction, allow humanity to come to harm.

За характерную фигуру его звали «Квадратычем», хотя по документам он был Игорь Васильевич Реус, командир «Терраморфа-V», древнего корабля почётной шестой эскадрильи терраморфирующих, геологических и синоптических служб планеты Земля. Прозвища на «Терраморфе» были только у него, у бортмеханика Николая Латова и у штурмана Юры Титова — «Заплатыч» и «Циркуль» соответственно. Дроиды, несмотря на продвинутость искусственного интеллекта, шли по номерам с первого по седьмой.
Сегодня команду ожидала планета в одной из соседних с Солнечной систем. По завершению терраморфирования на ней планировалось организовать выращивание фруктов и овощей внетепличным способом, доступным теперь только на специально подготовленных почвах близлежащих планет. Пока что нужно было посмотреть, как идут дела и провести плановую замену метеорологических ботов-коптеров, после чего запустить новый цикл экосистемы.
«Терраморф» ласково коснулся мягкой, ожившей почвы широкими лапами и замер. Всего несколько недель назад планета была абсолютно непригодна к жизни — тяжёлая атмосфера, обломки метеоров, отсутствие каких-либо форм жизни и ни следа воды. Камни раздробила первая эскадрилья, атмосферу отфильтровали и обогатили ребята из второй и третьей. К прибытию Квадратыча планету было не узнать — под голубоватым воздушным куполом раскинулись настоящие джунгли, влажные и весьма оживлённые: насекомые, рептилии и прочая мелкая погань веселилась здесь от души, помогая выравнивать экосистему. Животных потом заберут обратно коллеги-экологи, леса переработают в новый питательный слой почвы и дальнейшее дело подготовки планеты возьмут на себя специально заготовленные бактерии и наноботы.
Квадратыч больше всего любил этот момент возвращения на планету и всегда первым выходил на трап, с огромным удовольствием вдыхая чистейший воздух первобытной природы. Едва штурман разрешал отстегнуть ремни безопасности, он хватал планшет и бежал к шлюзу, чтобы поскорее увидеть своими глазами, как же в этот раз изменилась планета. Он специально просил Циркуля посадить корабль так, чтобы застать раннюю зарю, и сейчас осматривал бескрайнюю шапку зелени с отеческой радостью.
Подождав, пока Квадратыч нарадуется, натопается по мелким лужицам и напрыгается по травке, по трапу спустился бортмеханик. Николай тоже любил смотреть, как меняется природа на подшефных планетах, но судьба корабля и ботов его волновала не меньше — всё-таки активность метеоритов здесь была повышенной, да и неизвестно, в каком состоянии коптеры. Судя по показаниям навигаторов, несколько штук опять застряли в лианах, и придётся посылать за ними дроидов. Да и краску на боку «Терраморфа» здорово подрало в местном астероидном поясе, надо бы обновить.
— Ну как, Игорь Васильевич, любо?
— Красота! А ведь сложная задачка, это тебе не на Марсе яблони сажать.
— Ну, вы нашли, что вспомнить, это ж когда было!
— Не подмазывайся, Заплатыч, давай короче. Чего надо?
— Штук пять коптеров застряло, доставать придётся. Да и красочку бы обновить, я для названия как раз новую взял, поярче и с люминофором...
— Понял. Сколько дроидов нужно?
— Ну, четырёх за коптерами послать, двоих оставить на сбор, и одного на покраску, до вечера всё сделаем.
— Бери. И пни Циркуля, пусть прогуляется. А то ему дай волю, он всю смену из-за пульта не встанет.
Заплатыч радостно козырнул и поскакал по трапу обратно. В отсеке с роботами слышалось периодическое сверление, что настораживало. Заплатыч вздохнул и открыл дверь.
— Пятый, открути Второго от потолка и верни его на место. Сколько раз просил не портить свёрла почём зря! Возьми свой любимый шуруповёрт и собирай команду. Четверо пойдут в лес, собирать коптеры. Первый и Шестой будут готовить замену с синоптическим блоком для терраиндекса Т-4. Седьмой, бери новую краску, и пойдём со мной.
Спустя час Квадратыч уже наблюдал, как сквозь защитное поле корабля в лес уходит четвёрка дроидов, а Циркуль заканчивал подвешивать на борту Седьмого с краской. Заплатыч руководил процессом снизу, и от его «Вирррраааа помааалуу!» вздрагивали джунгли. К Седьмому тот относился с отеческой заботой: этот дроид лучше всех выполнял все оформительские работы по «Терраморфу». Правда, от старой верёвочной системы подвеса его корпус уже заметно потёрся полосами разной толщины, что, вкупе с вечными пятнами краски, делало дроида каким-то стилягой. Но таскать с собой нормальные антигравитационные козлы командир отказывался — слишком уж тяжелые, а вес корабля был ограничен. Зато баночки с пигментами весили совсем немного, что давало Седьмому простор для творчества, а Заплатычу приносило море эстетического наслаждения от результатов творчества этого носителя искусственного интеллекта.
Время шло, командир неспешно заполнял в планшете бланк смены терраиндекса, Циркуль опять убежал к любимым кнопочкам, а Заплатыч смотрел, как красиво Седьмой вписывает иллюминатор в надпись, добавляя буквам контрастную окантовку. Сзади послышался звук прохода сквозь защитное поле и какой-то лязг. Механик обернулся: Второй нёс три найденных коптера, а Пятый тащил на себе ещё одного дроида. В груди Латова похолодело, и он бросился вперёд. Но, пробежав всего пару метров, увидел что сломанный дроид — не из его команды, и вообще из более старых моделей. На боку виднелся полустёртый номер: «1-87».
— Вот это да. Откуда он?
— Нашли на границе квадратов С0-Т1. Там упал небольшой астероид, дроид был найден рядом. Прилетел он на нём, что ли? Радиационное загрязнение незначительное, — командир удалённо считал данные с дроида.
Латов вздохнул, дело известное — это поколение машин не умело работать в условиях повышенной метеоритной активности. Если современные дроиды с «Терраморфа» умели заранее уходить из-под удара, то старым доставалось здорово.

— И всё-таки, откуда он здесь? Эти модели давно не используются в эскадрильях с Земли, — заметил командир. — Я таких не видел с конца двадцать второго века, да и тех — в старых сериалах.
Из интеркома донёсся любопытный голос Циркуля:
— Какой номер? Я поищу хозяев.
— 1-87.
— Шутишь? Такой нумерации уже давно нет! Ладно, может в архиве поискать...
— Я отнесу его на борт. Может, удастся что-нибудь сделать, — Заплатыч вздохнул и осторожно, словно невесту, понёс потрёпанного дроида на корабль.
Быстро продув находку от пыли и прогнав через стерилизатор, Латов уложил его на стол в ремонтном отсеке и, включив свет поярче, начал осторожно осматривать и ощупывать дроида. Техник не заметил, что за его спиной в иллюминаторе виднелся застывший силуэт Седьмого, прислонившего визор к самому стеклу.
1-87 был здорово потрёпан, но судя по всему, сразу после падения метеорита он ещё работал. Латов протянул руки к «прикуривателю» и дал разряд в севший аккумулятор. Через пару секунд появилась индикация заряда, а ещё с полминуты ожидания спустя послышался характерный звук пуска «сердца»-генератора. Медленно стала зажигаться подсветка визора, было слышно, как работает оптика за чёрным стеклом «шлема» — похоже, что робот пытался навести резкость изображения. Слегка стали подергиваться конечности. Заплаткин просветлел лицом и, подождав, пока аккумулятор ещё немного подзарядится, запустил стандартный тест. У дроида заметно отставала вся левая сторона: в калибровочные таблицы он тыкал с ошибками, но в целом работал и даже мог пригодиться на что-нибудь. Конечно, заменить повреждённые модули вряд ли получилось бы, ведь для этих стандартов ничего не выпускалось уже много лет. Притом, всё то немногое, что все эти годы выпускалось в одном стандарте, у него работало нормально, из строя вышли именно те узлы, которые в новых моделях позже были полностью переделаны, всё-таки он здорово стукнулся головой. Да и на контакт дроид как-то не шёл, хотя в целом команды распознавал.
Заплаткин задумчиво чесал бороду, думая, чем бы залатать повреждённые сегменты экзоскелета под шлемом и сможет ли он часть из них просто перепаять, чтобы попробовать восстановить нормальный контакт с конечностями. Сзади послышались шаги, и в дверном проёме нарисовался Седьмой, с остатками краски в руках.
— Седьмой! Ты чего припёрся?
Дроид демонстративно приподнял банки с краской.
— А чего через ремонтный пошёл? Склад же не в эту сторону.
Седьмой изобразил некоторую растерянность и пожал плечами, одновременно вытягивая голову за плечо Латова.
— А, понятно. Ну, так бы и сказал, что посмотреть пришёл, балда. Подходи, знакомься.
Дроид с оживлением подошёл к столу, и протянул руку к уже сидящему на нём 1-87. Тот с некоторым запозданием ответил тем же. Они соприкоснулись ладонями, рассматривая друг друга. Внезапно у обоих загорелись лампочки радиосвязи, и Седьмой заморгал индикатором записи.
Латов не успел удивиться происходящему, как из интеркома снова послышался голос штурмана:
— Заплатыч! Кажется, я понял, откуда этот дроид. Правда мне что-то не очень верится. В общем, такая серия и нумерация использовались в первых экспедициях в системы Большого Пса, и 1-87 это дроид с того самого корабля, который пропал на Альфе после взрыва планеты...
Латов вздрогнул. Вдруг дёрнулся и Седьмой, и банка с краской, которую он прижимал к себе, опрокинулась и дроида залило пигментом. Он попытался отскочить, но не смог и поскользнулся. 1-87 дёрнулся, чтобы удержать его, но смог только оттолкнуть банку послушной правой рукой.
— Твою мать! — заорал Латов, видя, как щедрая порция жидкого пигмента исчезает в вентиляционном отверстии. В этот же момент Седьмой задымился и погас.
— Заплатка, что случилось?! — послышалось из интеркома.
— Седьмого краской залило! — Латов молниеносными движениями разбирал дроида. — Кажется, кранты. Фильтры навернулись, система охлаждения тоже.
— Его же и раньше заливало, вроде без последствий?
— Да тут этот новый пигмент, он начисто забил фильтры, и даже генератор залепило. Твою ж мать...
В двери появился запыхавшийся Квадратыч.
— Ёшкин кот! Есть, чем заменить?
— Нету... Тут половина начинки забилась, я столько запчастей с собой просто не вожу. Один фильтр есть, но с одним не запустишь — засор может дальше пойти, тогда полный конец дроиду, мозги спекутся. А тут ещё и генератор полетел, и все трубки...
— Хреново дело. Нам же их выпускать нужно через три часа. А если лететь за заменой, мы потеряем половину экосистемы, она через сутки в дисбаланс уйдёт. Нам нужно заканчивать этап срочно, иначе биологи нам не простят... Он совсем никак не заведётся?
— А ну, выключи свет.
Квадратыч щёлкнул выключателем. Картина была печальная: Седьмой светился, как Млечный путь. Новый пигмент не успел добраться ни до головы, ни до конечностей, но большинство модулей были безнадёжно засорены. Их можно было убрать, но заменить было нечем. За иллюминаторами бесшумно покачивались лианы джунглей — планета ждала дроидов с первой порцией наноботов, выпущенных с абсолютно выверенной точностью. Командир с механиком замерли в ступоре, представляя себе масштаб грядущей экологической катастрофы и количество времени, которое потребуется. Даже 1-87 шагнул вперёд, положив руку на плечо Квадратыча и, поскрипывая плохо держащейся головой, переводил взгляд с лежащего Седьмого на залитый светом зелёный пейзаж. Потом слегка сжал плечо командира, сделал шаг в сторону от светящейся лужи на полу и вдруг грохнулся об пол, по пути врезавшись в дверной проём с такой силой, что его голова просто отлетела прочь.

Латов ахнуть не успел, как перед ним лежал уже абсолютно мёртвое тело дроида и напрочь разбитая голова. В проёме появился длинный силуэт Циркуля и щёлкнул выключателем.
— Что случилось? Что за праздничная иллюминация?
Командир только руками повёл:
— У нас едкой краской залило Седьмого и только что... ээээ... самоубился новенький.
— Так. Понятно. Ну так чините Седьмого, у нас времени мало, мне пора маршрут в них забивать.
— Юра, нечем чинить. У меня столько деталей на замену нет. Это всё равно, что ещё одного дроида с собой возить на запчасти.
— Не понял. Так в чём проблема?
— Юра! Я же тебе говорю: модули накрылись, нечем менять! А запча...
— Алё, Заплатыч! Вот же твой дроид на запчасти лежит, его ведь ничем не залило?
Латов замер с открытым ртом. Несколько секунду он смотрел то на Седьмого, то на тело 1-87. Квадратыч подал голос первым:
— Коля... а от этого старого подойдут детали?
Механик уже вскрывал корпус 1-87 дрожащими руками. И фильтры, и генератор в нём стояли того же самого стандарта две тысячи двухсот лохматого года...
Сутки спустя планете был официально присвоен новый индекс Т-4. Команда стояла у корабля. Квадратыч радостно смотрел на меняющийся на глазах лес. Циркуль чёркал в планшетке новый маршрут. Механик грустно смотрел на сидящего под неоконченной надписью Седьмого. С одной стороны, интеллект у дроидов был действительно очень продвинутый: даже язык жестов у них получается вполне естественным, но сейчас у Латова не поворачивался язык признать, что у дроида пропало вдохновение...
***
Неделю спустя Латов с уставшим видом снова шёл в ремонтный отсек, из которого раздавалось знакомое жужжание шуруповёрта.
— Пятый, открути Второго от Третьего и идите на плановую сборку коптеров для следующей высадки. Остальные займитесь ремонтом и чисткой ботов-копателей. Седьмой...
Дроид, сидящий в углу, вяло поднял голову.
— Седьмой, пойдём со мной.
Тот встал и, с довольно понурым для дроида видом, последовал за механиком. Они зашли в печально знакомую комнату, откуда совсем недавно Латов выносил в уплотнитель мусора ворох светящихся деталей.
— Знакомься, Седьмой. Твой новый помощник!
Из дверного проёма к ногам застывшего дроида выехала квадратичная собака с ведёрком краски в «зубах». Очертания были узнаваемо старомодны. На боку пса виднелся полустёртый номер: «1-187».

запись создана: 18.01.2015 в 00:32

@темы: графомания, рассказ, фантастика

---

Слепая ночь

От автора: Тут слеш и всякое. Я предупредил.

****

Handsome, Tender, Soft
Why do you look right through me?
Thinking 'No'?
I can't deny my feelings
Growing strong
I try to keep believing
Dreaming on
And every time I see you
I crave more
I wanna pull you closer,
but you leave me feeling frozen…

Сегодня снова была адская жара. Раскалённый воздух бился о сухие губы и с трудом протискивался в лёгкие, сжимающиеся от высокой температуры. Цельсий превосходил сам себя. Я стояла, спрятав голову в тень дорожного знака, и ждала подругу. Долго ли, коротко ли – но я наконец увидела её на той стороне улицы. В легком платьице и огромных очках, женственная и очень красивая, она топталась у светофора, обмахиваясь сумочкой. Наконец загорелся зелёный и она ринулась ко мне.
— Сашка, привет! — услышала я знакомый голос. Давно стоишь?
— Изжарилась уже. Пойдем скорее.
На сегодня у Киры было запланировано посещение маникюрши и нескольких магазинов, и она уломала меня пойти вместе. Хотя неясно, зачем. Мы пара очень колоритная — Кира девушка модная, яркая, с длинными волосами, красивой фигурой и пышным бюстом. Я же — доска, мальчик без хуя, как говорится. Те самые кости, на которые не бросаются мужчины. Груди почти нет, фигура плоская, короткая стрижка, без косметики и украшений. Больная щитовидка торчит, как кадык. Всё, что может отличить от мужика – так это надетая юбка и довольно высокий голос. Обычно я ещё ресницы подкрашиваю, но сейчас под очками этого не видно.
Кира потащила меня в салон. Там сидела куча щебечущих девушек, словно из журнала повыскакивали. Я молча села на диван, Кира же подскочила к одной из них:
— Верочка привет! Я не опоздала?
«Чмок-чмок!»
— Нет, только что освободилась. Давай садись.
Её тут же усадили на стульчик, руки погрузили в розовую воду, началась обычная магия. Я приготовилась уйти в часовой анабиоз с журналом. Кира меня окликнула:
— Саша, может, тоже маникюр сделаешь?
Верочка замялась:
— Мы вообще-то мужчинам не делаем…
Ну да — джинсы, клетчатая рубашка, короткие волосы. Пришлось снять строгие очки и улыбнуться:
— Да я как-то не любительница. Странно буду смотреться с накрашенными ногтями.
— Мы красить не будем. Давай садись, за собой надо ухаживать.
В общем, меня затащили на соседнее место, и время полетело вперёд в женских заботах.
Типичная ситуация, когда меня принимают за её парня – я даже привыкла. Вот и сегодня в каждом из магазинов меня окликивали: «Молодой человек» — и предлагали мужским взглядом оценить очередное платье. Мне даже нравилось развоплощаться и смотреть на вытянутые лица продавцов, бормочущих извинения. Кстати, Кира на этом получала лишние скидки – поэтому и любила таскать меня с собой.
Из торгового комплекса мы вышли с кучей пакетов, измученные и счастливые. Жара и не думала спадать, а до дома было ещё далеко.
— Кир, я не выдержу. Давай зайдем куда-нибудь?
— Слушай, у меня тут друзья неподалёку живут, к ним можно. Только они голубые, тебя не смутит?
— Геи? – я немного удивилась. Ярой гомофобией я не страдала, но сталкиваться с представителями этого меньшинства как-то не приходилось. – В общем не смущает.
— Тогда я им сейчас позвоню.
Кира быстро договорилась по мобильному, и мы пошли.
— Слушай, а откуда у тебя в друзьях геи появились?
— Случайно. В клубе познакомились.
— И как?
— Да нормально! Ничего неприличного. К ним спокойно можно в гости сходить, даже с ночёвкой и голышом — никто не пристаёт, никакой пошлости — просто вот два парня живут вместе, да цветут без баб. Мы отлично дружим, а что у них там за кадром — так я свечку не держу, трахаются они сами по себе. Может и не дома. При мне они даже поцеловались раза два от силы.
— Ясно. А то мне просто непривычно.
— Веди себя как обычно. Если бы ты знала, сколько у тебя геев знакомых — ты бы удивилась. Смотри, не влюбись — мальчики симпатичные, — подмигнула подруга.
— Пф! Вот ещё! — я презрительно фыркнула.
В общем, мы пришли. Дверь открыл невысокий худой парень с короткими светлыми волосами и красивой улыбкой, одетый в рубашку вроде моей, и светлые лёгкие брюки.
— Привет! — негромко поздоровался он приятным голосом. — Проходите.
Вошли мы в небольшую квартирку, скромно обставленную. Чистенько, уютно, в углу урчит компьютер, диванчик стоит раскладной, посередине комнаты лёгкий столик, за окном балкон, а главное — работает кондиционер. Я с благодарностью вдохнула холодный воздух. Теперь мне было похеру, кто тут живёт — хоть вампиры. Парень галантно принял наши вещи.
— Проходите в комнату, будьте как дома. Кира, представишь подругу?
— Саша, это Саша. Саша — это Саша, — проговорила Кира, улыбнувшись.
— О, так мы тёзки, — улыбнулся Александр. – Приятно познакомиться.
— Мне тоже, — я почему-то протянула руку, которую он мягко пожал.
— Вы пока располагайтесь, отдыхайте. Сейчас Валера кофе сварит, я пока накрою.
Кира села на диван и вытянула ноги. Я последовала её примеру. Саша суетился – подвинул стол, принес чашки, воду, печенье. Наконец сквозь приоткрытую дверь кухни пробился обалденный аромат кофе. В проеме появился Саша, он раскрыл двойную дверь и отошёл в сторонку. А в дверях, с подносом в руках появился настоящий красавец: высокий, с чуть длинными волосами, очень красивым лицом и телом – он был обнажен по пояс. Ни жиринки, ни пылинки, ухоженный и немного небрежный – в общем, идеал из самой розовой женской мечты. Плавно и бесшумно он подошёл к столику и поставил поднос с четырьмя маленькими джезвами, источающими неповторимый аромат. Поднял на нас огромные свои глаза и обворожительно улыбнулся:
— Здравствуйте, добро пожаловать в наш скромный дом. Я Валерий, а вас как зовут?
— Саша, — я улыбнулась.
— Очень приятно, — проворковал он.
Так мы и познакомились. Попивая кофе, который услужливо сервировали два красивых мужчины, растянувшись на мягком диване под струями прохладного воздуха, я чувствовала себя в раю. Я быстро влилась в непринужденный разговор, который незаметно скрадывал жаркие часы. Просидев до полного становления вечерней прохлады, мы двинулись домой. Я была совершенно очарована этими людьми, и больше не терзалась гадкими мыслями. Мы простились уже тёплыми друзьями, меня пригласили заходить в гости в любое время без сомнений, я поблагодарила хозяев за приём, и всю дорогу пребывала в мечтательно-приятном настроении.
Спустя несколько дней мы с Кирой вновь зашли к ним в гости – по каким-то её делам. Время прошло прекрасно, мы вновь пили чудесный кофе и ели сладости, обсуждая всё на свете. Не пугаясь «женских» тем, Саша и Валера внимательно выслушивали воркование Киры, её рассказы про мужиков, новые шмотки и прочее. Я говорила о работе, журналистике, книгах и фильмах. Ребята оказались начитанными и очень образованными, отчего становились просто великолепными собеседниками.
Так, раз за разом, мы становились всё более близкими друзьями. Я уже без Киры свободно заходила к ним на кофе, иногда они просили о каком-либо небольшом одолжении, или наоборот как-то помогали мне – достать книгу или музыку, в общем, мы здорово сдружились. Саша был чуть более замкнут и дик, Валерий был открыт и разговорчив, оба они были красивы, и как-то забывалось о том, что их соединяет не только сожительство.

Тем временем обстановка в моей личной жизни ухудшалась. Платили мне немного, а в этом месяце я сдала мало материала, и успела задолжать квартплату за месяц. Хозяин, мужчина лет тридцати, и без того вечно приглядывающий за мной, и вовсе заупрямился и стал меня всячески прижимать. Что самое гадкое – я жила одна, и похоже моя фигура ему чем-то приглянулась, в общем я не раз уже получала намёки на расплату натурой. С трудом избавляясь от его назойливости, каждый раз я с отчаянием убегала прочь, ломая голову над вопросом добычи денег. Но зебра моей жизни потемнела, и света впереди не виделось. Сегодня он опять пришёл, едва я вернулась с работы. Открыв своими ключами дверь, он зашёл в коридор и постучал в дверь комнаты.
— Можно войти? – нагловато-показушно спросил он.
— Войдите, — ответила я сквозь зубы.
«Опять начинается!» — промелькнуло в голове.
— Привет, Саша! Ну, как там с деньгами? – он неспешно закатился внутрь.
— Пока никак, материала нет, зарплата только через неделю будет.
— То есть долг ты опять не уплатишь?
— Ну подождите немного, должна быть премия, может я шефа упрошу.
— Я и так ждал долго. Давно прошла пора платить, скоро второй месяц закончится.
— Всего неделю!
Я взяла охапку вещей и повернулась к шкафу. Положила их на полку, тут Юрий сделал резкий шаг вперёд и прижал меня к дверце:
— Так чем ты платить собираешься, мм? – он потёрся о меня своим потным животом.
— Выпустите меня! – я оттолкнула его и прыгнула в сторону.
— Слушай, ты же не маленькая, ну чего жмёшься? Мы же можем договориться, не девочка всё-таки, — с этими словами он схватил меня за попу и попытался залапать грудь. Я взвизгнула и отвесила ему звонкую пощечину. Он зло сверкнул глазами, потирая щеку:
— Значит так, сучка – не принесёшь через два дня деньги, пеняй на себя, поняла? – и он ушёл, хлопнув дверью. Я упала на диван и заплакала. Было так обидно и мерзко. А главное – я не знала, где взять деньги и найти другую квартиру за такую низкую плату. Хотя чувствую, не такая уж она и низкая.
Проклиная сыр из мышеловки, я позвонила Кире. Она меня выслушала, обругала озабоченного хозяина и сказала:
— Значит так, собирай вещи. Денег я тебе сейчас могу занять, расплатишься с ним и уходи.
— Кира, некуда!
— Собирайся. Я всё устрою. Жди, буду через полчаса.
Я, размазывая сопли, быстро собирала пожитки в чемодан. Последние маечки висели во дворе, на верёвке. Я выбежала туда, стянула их и побежала обратно. Зайдя в комнату, я с ужасом обнаружила там Юрия, сидящего в кресле.
— Так, а куда мы собрались? Уезжаем? А как же денежки?
— Деньги будут, я же сказала!
— Нет, милая, без платы ты отсюда не выйдешь!
Он подлетел ко мне и молниеносно схватил за руку. Заломив локоть за спину, он повалил меня на диван. Я закричала из всех сил.
— Молчи, доска, а то покалечу! – он накрыл мне голову подушкой и начал задирать футболку. Я задёргалась, плёчо заныло страшно. Внезапно на лестнице послышался шум, и в комнату вбежала Кира и её муж — крепкий мужчина.
— А ну отвали от неё, мудло!
— Вы кто такие? – Юрий отпустил меня, я скатилась на пол, потирая плечо. – Она мне денег должна, между прочим!
Кира бросила ему в лицо пачку купюр:
— На, подавись, мудила! Твоя плата за два месяца, и вали отсюда, озабоченный, пока стулом не удовлетворили!
Яростно плюясь, Юрец покосился на бицепсы мужа Киры, собрал деньги и боком выбежал из дома. Кира обняла меня за плечи, её муж взял мои чемоданы, и мы уехали на их «Вольво» к Кире домой. Там она усадила меня пить чай и успокаивала:
— Спокойно, Сашка. Пусть этот мудак себе шлюх ищет, мы без него устроимся. За деньги не переживай – отдашь, как сможешь. Мы сейчас не в долгах.
— А жить где? С нынешними ценами я ещё больше задолжаю!
— Ну, работу тебе надо менять, однозначно, а пока у Валеры поживёшь.
— У Валеры? – у меня глаза округлились. – А я не... помешаю?
— Не волнуйся, нет. Они и меня так выручили, когда у нас тут потоп был, и Ленку тоже на месяц как-то приютили. Ну и никто тебя не тронет, сама понимаешь.
— А деньги?
— Нет-нет, денег им даже не предлагай! Обидятся. Натурой отдашь – ну там чаем, кофе, поможешь им по хозяйству, компанию составишь. Так что допивай, я тебя отвезу.
Валера встретил меня у подъезда, помог донести сумку и чемодан, Кирка, сославшись на срочные дела, уехала, велев меня не обижать. Валерий был один, налил мне чая. Я ещё нервничала, поэтому в чай был тут же долит коньяк. Я расслабилась, рассказала всё про хозяина, потом разревелась. Валера меня успокоил, погладил по голове, наговорил всяких слов и дал подушку.
— Спи давай, прямо на этом диване. Я уеду ненадолго, никуда пока не уходи. Кухня в твоём распоряжении, если что. Но лучше поспи.
Я, после слёз и коньяка, упав на подушку тут же начала засыпать. Валера накрыл меня пледом, и вскоре я уже сопела носом.

***

Когда Саша заснула, я быстро собрался и вышел из дома. У моего друга опять были проблемы. Чёрт, я знал, что он занимается проституцией, и закрывал на это глаза. Но в последнее время ситуация усугублялась – он начал то ли требовать много, то ли хамить – и его начали бить, иногда не платили денег. Сейчас опять позвонил, видимо надвигается одно из двух. Он снова навязался этому Серёге, те его использовали и видимо хотят чего-то ещё. Хоть бы не наркотики – они дурные, могут посадить его на иглу. А он идиот – чего таскается за ним, как хвостик? Меня совсем забыл – как я вытащил его, приютил, вывел в свет.
Когда я приехал, как раз начиналась ссора. Кое-как разрулив ситуацию, я забрал Сашу и увёл прочь.
— Саша, что опять произошло? Почему ты снова пошёл к нему?
— Я его люблю, — ляпнул Саша. На его губе виднелся кровоподтек, шёл он с трудом.
— Что? Его? Они тебя используют, издеваются над тобой – кого ты любишь? А я что, всё? Меня ты больше не любишь? Не ценишь моей заботы о тебе? Какая к чёрту любовь, он наркодиллер! А ты – почему опять начал заниматься этим? Ты же обещал найти нормальную работу.
— Ты ничего не понимаешь.
— Послушай, я думал, что ты совсем исправился. А теперь ты вновь вляпался в дурную компанию. Опять проституция? Снова хочешь лечиться?
— Слушай, я не трахаюсь. Просто антураж, ну ласки.
— Я вижу, блин, какой там антураж! Они тебя используют – потом подсыплют что-нибудь и изнасилуют. Ты, идиота кусок!
Сашка лишь демонстративно отвернулся.
Ох, как я был зол на него сейчас! Руки чесались расквасить его нежную мордашку в кровавое месиво. Я был зол на него, как на брата, вставшего на кривую дорожку. Когда-то я увёз его из цепких лап грубых людей, вырвал из порочного круга, приютил, оплатил его лечение, даже пытался пристроить на работу – но он упрямо сопротивлялся, едва встав на ноги. И теперь птичка вновь хочет на волю. Нет, я никогда не ограничивал его – но не мог позволить скатиться вниз.
Я сам не аристократ – просто фрилансер-дизайнер с нормальным доходом, звёзд с неба не хватаю, но живу нормально. Однажды, выехав за город, я встретил в ночном клубе одного пригорода Сашу. Парень отчего-то мне понравился, хоть и выглядел тогда здорово потасканным. Я, давно бывший в завязе, никогда ни с кем не встречался. Девушки меня давно не прельщали, пару раз я по пьяни удовлетворял свои желания со случайными знакомыми, но потом стал осторожнее и замкнутее. А тут буквально запал — забрал его к себе, в тот же день. Он лишь документы захватил – и мы уехали. Первый месяц я не трогал его, он приходил в себя, оперялся, лечился и отдыхал. Между нами были какие-то очень гармоничные отношения – я просто существовал рядом с ним, ощущая заполненность той пустоты, что была во мне и моей жизни… Потом, отмечая месяц его приезда, мы напились и первый раз переспали. Он был самым чистым из возможных пороков. Я честно скажу – я лишь не принимал девушек из-за их стервозности, меркантильности и множества других вещей. А спать с мужчинами – теми, кто жеманно зажимался с другими, говорили тонким голосом и всячески подчёркивали свою принадлежность к меньшинствам, мне было просто противно. Когда-то я услышал, что голубые далеко не одинаковы – и наконец увидел это разделение собственными глазами. Были и голубые, и гомики, и геи, и самые настоящие пидорасы. Я, похоже, относился к геям, ещё и страдал своего рода гомофобией. Дрочить желания не было – так что жил затворником, без секса, полностью отдаваясь работе. А вот Саша – с ним у меня не было ни одной фальшивой ноты – просто души и тела наши спелись, и я чувствовал себя в своей тарелке. Саша был мой партнёр по жизни. Я не афишировал свою с ним связь, но и не отрицал. И вообще просто держался подальше от порочащих факторов и людей, которые это могли трактовать неверно и втоптать эту песню в грязь. Да, мы спали вместе – и я любил эти минуты соединения – молчаливые, чистые и блаженные.
Теперь мне становилось противно – Саша связался с теми, кого я считал неприемлемой компанией. Самая грязная сторона однополой любви, замешанная на преступлениях и наркотиках. Каждый раз, когда он возвращался, я тащил его в душ, и лично купал, словно пытаясь стереть с него эту моральную грязь, будто она физически налипала на него. А потом засыпал рядом, просто обнимая. Никакого секса не было – я не мог настроиться с ним на одну волну, когда он возвращался оттуда. Он стал отдаляться, и я деревенел, понимая, что теряю его.
— Послушай, к нам сегодня приехала твоя тёзка – у неё проблемы с деньгами, поживёт у нас немного.
— Не вопрос, пусть живёт, — отозвался Саша. – Разве я могу запретить.
— И всё же. Сейчас приедем, прошу – веди себя хорошо. Нам незачем её впутывать или волновать. Не поймёт ничего, испугается.
— Ты же знаешь, всё нормально будет. Мы друг другу не помешаем – пусть живёт. Как нам может помешать девушка?
— Вот и хорошо. Поехали домой, поедим и ты отдохнёшь.
— Только купаться я буду сам.
— Хорошо, — вздохнул я, малость поёжившись. – Сам так сам, ради бога.
***

***
Когда я проснулась, Валерий уже был дома, вместе с Сашей. Они возились на кухне, изредка появляясь в гостиной, принося что-нибудь на стол. Мельком увидев лицо Валеры сквозь прикрытые ресницы, мне показалось, что он сильно встревожен и опечален чем-то. Я побоялась, что это как-то связано со мной, но решила пока ничего не делать. Я как можно скорее найду работу и уеду на квартиру, потому что не хочу утяжелять кому-то жизнь своим присутствием. Тем временем, Валера закончил собирать на стол — жаркое, салат, нарезка из ароматного сыра, много зелени и фруктов. Мне стало неловко — такой ужин я просто не могла себе позволить. Похоже, Валера почувствовал моё замешательство.
— Даже не думай отказываться! Поверь, от нас не убудет, баловать мы тебя не собираемся. Не чувствуй себя как в гостях — неважно на какой срок, но ты теперь полноценный житель этого дома! Ешь давай.
Саша взял мою тарелку, наполнил её всем по чуть-чуть, и поставил передо мной. Отступать было бесполезно, и я принялась поглощать божественно вкусную пищу. На душе было так спокойно и здорово, словно и не было ничего сегодня. Мы поужинали, потом меня отвели в небольшую комнату, очень милую, со стареньким, но удобным диваном, и оставили в покое, велев высыпаться. Вскоре я провалилась в исцеляющий, глубокий сон, до самого утра.

Утром меня разбудили солнечные зайчики, упрямо бьющие в глаза сквозь неплотно закрытые шторы. Голова была чистая-чистая, а настроение – лёгкое. В квартире было тихо и, похоже, пусто. Я набросила длинную рубашку, и вышла в зал. Да, никого нет. Кругом тишина и покой, тихо шумит сплит. Я взяла полотенце, косметичку, и направилась в душ. Боже, как же здорово… Тёплые струи ласкали тело, снимая с меня пласты душистой пены вместе с тревогами и переживаниями. Из ванной я вышла обновлённая, ухоженная и готовая радоваться жизни. Не торопясь, разложила вещи на пустых полках шкафа. Потом ещё полчаса я просто лежала на диване в зале, с пустой головой, погружённая в эту атмосферу гармонии, которой был напитан этот воздух. Вскоре пришёл Валерий, как всегда красив и улыбчив.
— Ну, как спалось на новом месте?
— Отлично, — я вовсю улыбалась.
— Ну, это замечательно. Сейчас я заварю чайку, и мы позавтракаем. А заодно есть разговор.
О как. Разговор, это интересно. Я сразу немного насторожилась, но Валерий уже скрылся на кухне. Вспомнив, что неплохо бы быть полезной, я пошла за ним. Он сразу дал мне несколько поручений, чем занял время и мысли до закипания чайника.
— Слушай, расскажи о своей работе, — попросил он неожиданно.
— А что рассказывать? Пишу для нашей газеты в еженедельную колонку. Но материала мало, платят за него ещё меньше.
— И про что ты писала в последний раз?
— Э-э-э… выставка картин из колбасы, — промямлила я.
— Мда, негламурненько как-то! Уйти оттуда не хочешь?
— Но куда? Хочу, конечно, но — куда?
— Как насчёт журнала «Высокая жизнь»?
Я чуть чаем не поперхнулась.
— Ты что, кто меня туда возьмёт?
Он как-то загадочно улыбнулся.
— То есть, ты не отказалась бы, да?
— Ты что, серьёзно?
Валера встал, и начал собирать чашки. Я залпом допила чай и начала ему помогать. Потом мы вышли в зал, он порылся в своём портмоне и достал оттуда визитку.
— Значит так, собирай резюме. Мой компьютер в твоём распоряжении. В пять у тебя собеседование. Вот адрес. А мне пора бежать. Свой ключ возьмёшь на тумбочке в коридоре, не потеряй.
Валера собрал какие-то папки и мигом выскочил из квартиры, а я так и осталась стоять оглушенная, не веря своему счастью. Только через пять минут я очнулась и начала лихорадочно готовиться…

***

Я быстро расправился с презентацией последнего заказа. Заказчик доволен, мои деньги у меня. В который раз я набрал телефон Саши, но он всё не отвечал. В последнее время он стал всё чаще пропадать без предупреждения — и да, я знал, где он. Как же меня это бесит, бесит, бесит! Саша, мой Саша, снова стал неотделимой частью этой пошлой дряни. Как тяжело… Похоже это необходимо ему, а мне не ново вновь бороться с отвращением.
Я пошел в кафе, на автомате проглотил салат, пригубил горькое кофе. Внезапно я увидел на улице Сашу — он шел с каким-то парнем в обнимку, тот смеялся и что-то говорил ему. Я ошарашено замер, наблюдая за ними. Они подошли ближе, внезапно остановились, и тут этот хмырь начал его целовать. Меня чуть не вывернуло от вида, как какой-то мужик, жадно причмокивая, впился в губы Александра.
Кажется, в этот самый момент я окончательно потерял чистый образ своего друга. Бросив купюру на столик, я бросился прочь из кафе, воспользовавшись дальним выходом. Хотелось вернуться и набить этим двоим морды — но что это даст? Саша потерян, он вовсе не тот, кем я хотел его видеть — и этого не изменить. Господи, я опять один, выжатый и брошенный…
Я не помню, как примчался домой, но точно знаю, что прямо с порога я бросился к бару за спасительным коньяком, которым грезил по пути. Одной рукой я сбрасывал куртку, другой наливал коньяк в стакан. Быстро резанул лимон, и влил в себя напиток. Он лавой бросился вниз, обещая скорое забвение. Глотку рвануло от чересчур большой порции, я торопливо сжевал дольку кислого цитруса. Лицо свело судорогой, рука плеснула ещё коньяка. Этот глоток прошёл легче по уже бесчувственному пищеводу. Ну, третью…
Кажется, потом я плакал. Плакал и пил, давился кислым лимоном, снова глотал жаркий напиток. Все звёзды с этикетки уже стояли во мне колом, а я не мог остановиться. Всё тело дрожало. Наконец я впал в забытьё, мозг отключился и я повалился на диван, упершись взглядом в потолок.

***
Я возвращалась в новый дом окрылённая — потому что я получила долгожданную работу, а вместе с ней и свободу от старых проблем. Это надо будет отметить.
Вбежав внутрь, я увидела Валеру — он сидел на диване, растрёпанный, полураздетый и, похоже, здорово выпивший. Перед ним стояла полупустая бутылка дорогого коньяка и валялась жёлтая попка от лимона, а столик был залит кислым соком. Он взглянул на меня, и сказал каким-то ровным, глубоким голосом:
— Можешь не говорить, я знаю, что ты получила эту работу. Давай выпьем. Только лимончика ещё принеси.
Я удивилась, но лимон принесла. Нарезала его тонкими кольцами, бросила на тарелку, взяла себе стакан. Валера уверенной рукой налил мне небольшую порцию коньяка, себе плеснул вдвое больше. Мы чокнулись, восславили моего нового шефа, и залпом выпили. Я быстро заела ароматную жидкость тонкой долькой лимона, Валера даже не поморщился и закусывать не стал. Только налил ещё два стакана.
— Знаешь, а Сашка, похоже, ушёл.
Вот так новости.
— Не из-за меня, я надеюсь? — спросила я сразу.
— Нет. Устал он от моей заботы. Другой жизни хочет. В общем, я сам уже не хочу его видеть, больше мы не совпадаем. Так что мы вдвоём с тобой остались. Хорошо, что ты здесь… давай ещё глотнём…
Через полчаса я была уже здорово пьяная. Не знай я, что Валера девушек не любит — не позволила бы себе так расслабиться наедине с мужчиной. Но теперь, когда во мне сидел почти целый стакан коньяка, да ещё и на голодный желудок… мне вдруг стало жаль, что он гей. Ох, права была Кира — я на него запала. Красивый, ласковый, умный, вежливый, а теперь ещё и одинокий… и вот сидим мы, пьяные, одни в квартире – и ничего из этого не следует. Я жадно пожирала его тело глазами: округлые бицепсы, красивый живот с крепким прессом, две небольших линии, сходящиеся где-то в запретной зоне…
— Я, пожалуй, пойду и лягу, Валер… — пробормотала я охрипшим голосом. Он не ответил — видимо, заснул. Пошатываясь, я добралась до своей постели и, содрав одежду, рухнула на одеяло, отключившись ещё в падении.
Сушняк подкрался незаметно. Через час или полтора я проснулась с хмельной головой и дикой жаждой. На ощупь я накинула рубашку и побрела в сторону ванной. В зале было темно, Валера видимо уже давно ушёл спать к себе. Я склонилась над раковиной, чтобы попить и немного освежить лицо.

***
Не помню, когда я отключился. Я очнулся на своём диване, страшно хотелось пить, но двигаться было трудновато. Сашки рядом не было — да, он же не придёт сегодня… чёрт, этот гадёныш уже приучил меня к регулярному сексу, и вот уже яйца распирало от скопившейся спермы. Зря я пил, теперь мне холодным душем не успокоиться. Ну не дрочить же теперь… надо всё же пойти в душ…
Я с трудом приоткрыл глаза. Меня терзали телесные неудобства и душевные боли. Я поднялся, и медленно, по стене, прошёл в зал. На столе стоял недопитый стакан с коньяком. Я плюнул, и допил его, даже не ощутив вкуса. Член уже набух, и начал тереться о трусы. Я упрямо попёр в душ, глаза мои были полузакрыты, я распахнул дверь – и тут я увидел нечто невероятное. Я замер в замешательстве. В первую секунду мне показалось, что это Александр — но нет, просто Саша одела его рубашку… Она не видела меня, я же пожирал её тело взглядом – оттопыренную попку, слегка прикрытую клетчатой тканью, прямые плечи, короткие волосы, руки. Где были мои глаза?
Похоже, я был сильно пьян — в голове моей возникла такая путаница мыслей, что я не знаю, что же мне тогда почудилось. Но все они сложились в одно лишь чувство острого неудовлетворённого желания. Тут Саша вскинула голову, и увидела меня в зеркале, резко повернулась — потеряла равновесие, и я схватил её, также покачнувшись. Так мы прижали друг друга к себе — она не отстранилась, а только сильно обхватила мои плечи руками. Я же, лишь секунду сомневаясь, впился губами в её шею. Тут же стал покрывать её поцелуями, спустился ниже, обхватил губами нежный сосок маленькой груди. Она не сопротивлялась, только яростно мяла мои ягодицы, гладила спину и хрипло, прерывисто дышала — это возбуждало меня страшно. Мой член моментально набух до каменного состояния, она наткнулась на него бёдрами – и окончательно обмякла в моих руках, откинувшись назад. Одной рукой я придерживал её невесомое, юное тело, а другой гладил и мял её голую попку, терзая грудь губами. Она уже извивалась, потираясь о бугор на моих трусах, я скинул с неё рубашку, стал целовать её всю: лицо, губы, волосы, глаза, свободной рукой я скинул с себя всё и наконец выпустил обезумевший член на волю.
Тут выпитый коньяк ударил мне в голову, я резко развернул Сашу, оперев её руками о стену, подхватил ладонью под дрожащий животик, прижался промежностью к её узким бёдрам и стал ерзать, стараясь попасть напряженным органом в ложбинку между её половинок. Схватил с полки тюбик с кремом, зубами отодрал крышку, выдавил его на раскалённую головку, одним движением размазал его по своему стволу, открывая разбухшую головку, и запустил пальчики в тёплую ямочку, тиская её зад нещадно. Одновременно я целовал её в шею, она лишь тихо постанывала и часто дышала. Мигом я нащупал её горячий анус и, нежно обласкав его пальцами, запустил один палец в тугую дырочку, размазывая крем. Он вошёл очень легко, Саша совсем размякла от алкоголя. «Это хорошо», — подумал я. «Значит, легче будет, может, не порву».
Еле сдерживая себя, я ввёл ещё один палец и сделал манящее движение. Саша мягко двинулась за моей рукой, и застонала. Я стал гладить и дразнить её, то вынимая пальцы, то вновь загоняя их в горячую норку. Убедившись, что она кайфует и не испытывает боли, я добавил ещё один палец – и вот она уже вовсю двигается, извивается, почти целиком надетая на мою ладонь. Больше ждать я не мог и, вытащив пальцы, я обхватил её бёдра и приставил головку к розовеющему бутончику ануса. Осторожным, но быстрым движением я разом окунулся в её пылающую, невероятную глубину. Тело моё запело от кайфа, все чувства были только в одном месте, я задрожал, вышел почти полностью и вновь погрузился в неё. Саша двинула попку мне навстречу, раскрывшись полностью и беспрепятственно впуская меня внутрь. Я вколачивался в её такое гостеприимное тело, далеко отводя таз, вынимая свой агрегат полностью и снова влетая до громкого шлепка. Я встал так, чтобы она лишь немного касалась ногами земли, и придерживая её руками, продолжал яростно трахать. Сашка хныкала сквозь зубы, глаза её невидяще закатились, она запрокинула голову, и толчками вновь и вновь взлетала вверх на моём хуе — невесомая, горячая, покрытая капельками пота — а потом вновь насаживала свою божественную попку на раскалённый кол, торчащий из меня.
Немного умерив первый пыл, я легко приподнял её на руках и повернул к себе лицом, усадив на низкую раковину, раздвинул её длинные ножки и вновь легко вошёл в дырочку, зияющую под розовым бутоном мокрой киски. Из неё лился поток ароматного сока, он тёк по моим яйцам и брызгал в стороны при каждом шлепке. Её промежность уже горела как подкова, по которой прошёлся своим молотом кузнец, но я даже не думал останавливаться. Она стонала уже во весь голос — я грубо массировал её клитор шлепками живота, и это приводило её в сильнейший экстаз. Малиновые ягодки её сосков дрожали, словно готовые взорваться. Я вбивал свой хрен до упора, балдея от того, как её мышцы сжимают и обхватывают меня, и прижимал её к себе всё сильнее. Наконец, практически задушив её в стальных объятьях, я почувствовал приближение апогея — в мошонке уже бурлила закипевшая сперма, распирая меня изнутри. Я зарычал, и всадил хуй до упора. Спину свело судорогой, Саша закричала, скобля короткими ноготками мои плечи, и изо всех сил сжала ноги, тем самым только сильнее захватывая меня в свои тугие ножны. Всё, что накопилось во мне, я долго выстреливал тугими толчками, сотрясаясь всем телом. Давно меня так не пронимало — ощущение сплошного торжества заливало весь мой организм, я скользил, я обладал, я брал всё без остатка. Никогда, никогда не было у меня такого удовольствия от девушки. Я перетрахал добрых пять десятков разных дырок, но ни разу это не приносило такого тотального удовлетворения, уж тем более по пьяни. Я почти упал на неё, упершись ладонями в стену, она стекала куда-то вниз по моему расслабляющемуся члену. Отдышавшись немного, я снял её с себя, и посадил на краешек ванной, где валялась рубашка. Скользкими пальцами открутив вентиль крана, я обмыл раскалённый орган под струёй прохладной воды. Сашка бессильно полулежала с закрытыми глазами, опёршись на кафельную стенку. Я включил воду потеплей, подхватил её, усадил прямо в раковину, и как можно более нежными движениями смыл с её попки белую пенку, взбитую моим трахом, после чего промокнул её полотенцем, взял на руки и пошёл в комнату, стараясь идти как можно более твёрдо и не пошатываться. Осторожно опустил её на диван, укрыл одеялом, и всё так же молча вышел.

***

Я, обессиленная после такой сильной разрядки, обмякла на его руках. Он обмыл меня, и отнёс в комнату. Голова адски кружилась, в теле была приятная слабость, анус немного ныл, отказываясь принимать исходную форму. Ноги дрожали, а в мозгу кубарем летали мысли: «Было, было, он меня захотел! Боже мой…» Тело, ублажённое самым дерзким образом, просто пело. Я лежала, возбуждённая от одного факта произошедшего с нами, и лишь сжимала одеяло. Сердце переполнялось нежностью и страстью, и множеством различных чувств. С одной стороны он меня практически изнасиловал — но даже будучи грубым и напористым, не причинил мне ни одной минуты боли, и после всего тоже остался таким заботливым… Взбудораженная, я ворочалась ещё полчаса, пока наконец алкоголь вновь не взял своё.
Мне снились какие-то потрясающие сны. Утром я едва проснулась, и тут же на меня нахлынули переживания вчерашней ночи. Как теперь себя вести? Что говорить? Я прислушалась – в квартире было тихо. Похоже, Валера уже ушёл. Тихонько одевшись, я выглянула в зал — следы вчерашней попойки были в целом ликвидированы, никого не было, за окном занимался ясный, жаркий день.
Я сварила чашку кофе и села с чашкой на диван. Как мне трактовать вчерашнее? Я думала, что они не интересуются девушками. Объяснить это алкоголем? Уходом Саши? Я понадобилась для удовлетворения похоти? Да нет, он не таков. И увидеть меня он явно не ожидал, а есть ли кто-то в ванной – не ясно до последнего момента.
Я пошла в ванную — на секунду в нерешительности замерла перед дверью, открыла её и вошла внутрь. Умылась, подняла голову и внимательно посмотрела в отражение, вспомнив, как вчера увидела в нём горящий взгляд Валеры. По телу прокатилась жаркая волна, моя киска тут же намокла. Не выдержав, я запустила руку в штаны и начала ласкать себя, яростно теребить клитор, запускать пальцы в складочки, поглаживать анус, а перед моими глазами проносились моменты вчерашнего безумия. Я так живо помнила его, как он стремительно входил в меня, его живую твёрдость, шлепки яичек по разгорячённой коже… Мои ноги подогнулись, я запустила пальцы во влагалище, ритмично надавливая основанием ладони на жемчужину клитора, вспоминая как его живот вчера так же бился и тёрся о меня… Ощущения и воспоминания так захватили меня, что я кончила за считанные минуты, сладко постанывая, вздрагивая и изливаясь соками в свою ладонь.
Моя руки, я блаженно улыбалась. Но уже пора бежать на работу, более не теряя времени, я собралась и выскочила из дома через каких-нибудь полчаса.

***
Пока я работал, мне некогда было думать о том, что случилось вчера. Я пил много чая с лимоном и старался ликвидировать последствия внезапного перепоя, недосыпа и стресса. Днём даже удалось немного поспать, и когда я ушёл от заказчика с целой папкой материалов, я ещё ни разу не задумался о личной жизни.
В парке было невероятно хорошо. Примостившись на одну из лавочек у фонтана, я дышал свежим воздухом и отрешённо наблюдал за танцем струй, бьющих ввысь, играющих с лучами солнца, разлетающихся радужными брызгами. Это напоминало мне мою жизнь – много движения, ярких красок, но при этом ничего не двигается с места. Что изменилось за последние месяцы? Жизнь убедила меня в том, что невозможно кого-то изменить. Как Сашка блядью был – так ею и остался. А я всё тешил себя какой-то несуществующей гармонией. Пидор ты, Валера, и нечего прикрываться высокими чувствами.
Ах да, вчера. Почему меня так на Сашку торкнуло-то? Неужели из-за того, что она похожа на этого придурка и одела его рубашку? Или всё-таки она мне дорога, как человек? Или нужна была просто как объект для удовлетворения желаний? Жаль, что я был так пьян — теперь я не разберусь в своих чувствах. И что странно — она совсем не сопротивлялась, а ведь я её в задницу трахнул… Кстати, интересно, а почему именно анально? По привычке что ли? Мда, с ориентацией надо бы разобраться. А для начала надо её ещё разок поиметь, только на трезвую голову.
Я посмотрел на часы — было ещё рано. Надо прийти домой попозже, когда она уже вернётся с работы. Внезапно на глаза мне попалась вывеска секс-шопа. Ноги понесли меня вперёд не дожидаясь приказов мозга.
Бродя среди джунглей разноцветных фаллоимитаторов, толпы надувных кукол, разных одёжек, плетей, я думал, нет ли у меня тяги к ещё чему-нибудь неформальному. Я купил несколько журналов и смазку для анального секса. Зашёл в тихое кафе неподалёку, сел за дальний столик, заказал кофе и немного еды и перелистал журналы. Картинки гомосексуальных соитий меня совершенно не прельщали, особенно в плане пассивной роли. Не моё. Садо-мазохистские штучки вызвали лёгкое недоумение. Тоже вычёркиваем. Транссексуалов даже смотреть не стал. А вот девочки-лесби мне понравились.
Я долго, словно впервые, рассматривал контуры обнажённых девичих тел, слившихся в экстазе. Накаченные силиконом экземпляры не притягивали взгляда, а вот более хрупкие фигурки меня определённо возбуждали. Официантка, принесшая ещё одну чашку кофе, мельком увидела картинку и, смущенно зардевшись, тут же удалилась, мягко покачивая бёдрами. Я пристально посмотрел ей вслед. Красивая. Как раз в моём вкусе. Она обернулась, и поймав мой внимательный взгляд призывно улыбнулась, скрывшись за стойкой. Хм…
Я перелистнул страницу — здесь красивая девочка с очень женственными, округлыми формами имела свою подружку большим, очень натурально выглядящим страпоном, пристёгнутым между накаченных ножек. Круто, блин. Следующая страница — девочка уже сосала «член» подружки, заглотив немаленькую игрушку почти полностью. Ох, ёлки. В моих брюках начинался бунт и восстание. Я поёрзал, поднял глаза — и вновь перехватил взгляд официантки. Похоже, я её тоже заинтересовал. А что, если…
Судя по часам, было уже довольно поздно. Наверное, поэтому посетителей здесь больше не было. Я решительно убрал журнал в дипломат и начал бесстыже поедать девушку глазами. Она подошла неспешной походкой.
— Хотите что-нибудь ещё?
— Да. Тебя.
Она несколько замешкалась. Я всеми фибрами излучал доброту и страсть.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что ни в одном журнале я не нашёл столь же прелестной девушки, которая к тому же так меня возбуждает, что мне неловко встать из-за стола.
Готово.
— Если подождёте до закрытия…
— Я готов ждать целую вечность, но каждая секунда мне кажется бесконечной…
Она кивнула, прижала палец к губам и убрала всё со стола. Через десять минут вышла, закрыла входную дверь и вновь скрылась на кухне. Спустя ещё несколько минут потушили свет. Зал погрузился в полумрак. Я встал и подошёл к стойке. На кухне было тихо – видимо, все ушли. Я тихо вошёл внутрь, немного осмотрелся — да, похоже больше никого не осталось, только в каком-то подсобном помещении горел свет и слышалось тихое шуршание. Так же тихо я вернулся на место и стал выжидать. Наконец, моя принцесса осторожно выглянула в зал. Я поманил её пальцем. Всё той же шикарной походкой она неспешно подплыла ко мне. Не вставая, я протянул руку и мягко притянул её к себе.
Поглаживая её попу через ткань, я медленно опускался ниже и, наконец, запустил руку под юбку. Она была в чёрных чулочках и без трусиков — классика жанра! Я провёл ладонью по шелковистой коже бёдер, наклонился, упершись лбом в её животик, второй рукой медленно поднял подол, и прижался губами к гладенькому лобку, запустив язык между её нижних губок. Она тихонько застонала, запустив пальцы в мои волосы, и немного раздвинула ноги. Я сделал толкающее движение, и мягко лизнул изюминку её клитора, посмаковав её на языке. Вкусная девочка, и так приятно пахнет. Она тут же потекла, и подалась вперёд. Всё, можно сервировать — прямо на столе. Подхватив её на руки, я задрал её юбку, и усадил девочку на стол прямо перед собой, не прекращая движений языком. Она тут же раздвинула ножки и немного откинулась назад, опершись на руки. Я запустил язык глубже, уткнувшись носом в точку её наслаждения, начал тщательно вылизывать каждую складочку её розочки, то запуская напряжённый язык во влагалище, то мягко полизывая и посасывая её. Она извивалась и тихо постанывала, мне это занятие тоже определённо нравилось. Я выпрямился, и продолжил ласкать её пальцами левой руки, то запуская их в её глубину, то нежно потирая клитор и теребя уздечку. Второй рукой я расстегнул брюки, освободив крепко стоящий член. Он покачивался от возбуждения, лакированная головка горела и просилась внутрь. Я достал презерватив, не отрываясь от ласок, не торопясь, разорвал его и натянул на свой агрегат. Пальцы были уже все в смазке, я провёл ими по латексу, расправляя презерватив по всей длине.
— Расстегни блузку, сладкая, я хочу видеть твою грудь, — сказал я негромко.
Она тут же проворно избавилась от пуговок, два аккуратных упругих шара мягко покачнулись, освобождённые. Я наклонился, обхватил одну грудь рукой — она приятно легла в ладонь. Такая тёплая, и красивая, с твёрдыми ягодками сосков, она манила и звала. Я обхватил сосок губами, нежно провёл языком по ореолу и чуть прикусил его. Одновременно с этим, я рукой направил свой член в её истекающую соками киску, и размеренным движением скользнул внутрь. Девушка испустила страстный, долгий стон, я опёрся на одну руку и, неимоверно кайфуя, начал трахать её долгими движениями, чуть-чуть подталкивая её членом в конце. Она обхватила меня ногами и начала двигаться навстречу мне, не переставая постанывать. Я постепенно убыстрял темп, губами и языком терзал её соски по очереди, и упивался её вкусным, ароматным и таким горячим телом. Наконец, почувствовав, что она близка к оргазму, я подхватил её на руки, крепко сжав плечи, она обхватила мою спину, и я начал трахать её с ожесточением, всаживая член с максимальной амплитудой, не притормаживая. Яйца громко шлёпали о промежность, она всхлипывала и почти орала в голос, царапала меня по спине, ногти её скользили по ткани пиджака, а я продолжал нещадно её ебать. Продержавшись лишь пару минут, она задрожала, запульсировала всем телом и закричала, вцепившись в меня из всех сил. Не заставляя себя долго ждать, я сделал ещё несколько толчков и с не менее громким рыком излился, брызжа тугими струйками спермы в чёртову резинку. Вынул опустошённый член, сорвал с него переполненный презерватив, швырнул его в угол, наклонился и очень, очень нежно поцеловал дрожащую пуговку клитора. Она упала на спину, я выпрямился и застегнулся, после чего помог ей встать. Погладил по волосам.
— Ты такая сладкая, принцесса. Повезло же кому-то.
Она хотела что-то сказать, но я мягко прикрыл её губки ладонью. Взял дипломат и просто ушёл, без труда найдя служебный выход.
***

Теперь всё становилось на свои места. Я шёл под светом фонарей и начинал кое-что понимать. Я понял, что зря жил с Сашей, это была лишь трата времени. Да и наши с ним отношения и даже регулярный трах были чем-то абсолютно неправильным. И никаких духовных оправданий мне нет — не было в нём ни чистоты, ни гармонии. Просто я слишком мало знал девушек. По видимому, моя юность и несколько стерв здорово перепортили мне жизнь. Но я по-прежнему любил женщин, причём не моделей, а естественных, возможно в чём-то небрежных и пусть даже мужеподобных — но женщин. Анальный секс — лишь сильная стимуляция, чтобы заглушить факт того, с кем он происходит… плюс — вечно выключенный свет… Господи, Валера — ты не ведал, что творил.
Прямо передо мной появилась скамейка, и я сел. Нашел в кармане сигареты, закурил. Где-то высоко, запутавшись в ветках деревьев, ярко горела звезда. Я смотрел на неё, курил, а ветер выдувал из меня старые мысли и наполнял опустевшую голову чем-то новым.
Надеюсь, он больше не позвонит. Вещи забрать сможет самостоятельно, а потом я сменю замок. Или, лучше, сделать это заранее, пока он не навёл на меня своих грязных дружков. Завтра же зайду в хозяйственный магазин.
В окнах квартиры горел свет. Сейчас мы немного поговорим, и я попробую ещё раз, благо официантка не очень умерила мой пыл, и я оставил себя немного неудовлетворенным.
Неслышно вошёл внутрь, чуть слышно щёлкнув замком. Снял туфли, поставил дипломат. Саша сидела за компьютером, спиной ко мне, и чертила что-то на моё планшете. Я подкрался, и обнял её за плечи. Она подскочила, как ужаленная и уставилась на меня:
— Валера! С ума сошёл так пугать?
— Ну, извини, пожалуйста. Не думал, что ты меня не услышишь, — это я конечно привирал. Но главное было внезапно начать разговор. Ведь наверняка сидела тут весь день, и не знала, куда себя деть.
— Как дела на работе?
— Отлично.
— Знал, что ты справишься.
— А у тебя как дела?
— Нормально. Работал весь день, потом гулял долго. О тебе думал.
Её щёки мигом зарделись. Я продолжал спокойно стоять, всё ещё крепко обнимая её плечи.
— И о чём ты думал?
— О том, что мне мало…
— Чего?
Глаза у Саши округлились, засверкали и прямо-таки засветились.
— Тебя мало, — я наклонился и поцеловал её шею. — скажи, ведь тебе не было неприятно вчера? Я был довольно груб. Не привык совсем к красивым девушкам в своей ванной.
— Мне не было неприятно, просто… Понимаешь, Валера, меня другое совсем удивило. Я думала, что ты совершенно не интересуешься девушками.
— Мне тоже так казалось. И знаешь, что? Я был не прав.
Тут, не дожидаясь её реакции, я начал целовать её, а руку запустил под рубашку, нащупывая её соски. Потерзав её немножко, я решил чуть ослабить свою инициативу и посмотреть, что произойдёт. Я выпрямился, сделал несколько шагов назад и примостился на диван. Саша посмотрела на меня нерешительно, я поманил её пальцем.
— Иди сюда, моя хорошая. Только сними рубашку.
Рубашка быстро оказалась на полу. Я внимательно следил за Сашей — впитывал её образ, манеры. Она очень чувственная и изящная, несмотря на кажущуюся мужеподобность. Довольно стройные, красивой формы ноги, узкие бёдра, попка худенькая – но круглая, совсем небольшая грудь, узкие плечи, короткая стрижка, но всё-таки это настоящая девушка. И к тому же такая страстная…Вот уж чего не ожидал.
Саша подошла ко мне, я притянул её поближе и обнял губами твёрдый сосок. Решил не торопиться, а распалить её как следует. Поглаживал её зад, с нажимом проводил пальцами по мокрому пятну на трусиках, ласкал грудь и целовал её шею. Саша напряженно сопела, и наконец начала развязывать мой галстук Честно сказать, мне он не очень мешал — а вот в брюках было довольно тесно. Думаю, инициативу её стороны придётся немного отложить.
— Малыш, поласкай мой член. Я хочу немного потрахать тебя в ротик.
Саша залилась краской, но беспрекословно полезла вниз. Пальчики её шустро расстегнули мой ремень, пуговицу, и потянули вниз молнию. Взявшись обоими руками за пояс, она стянула с меня брюки и трусы. Член тут же вырвался на свободу и начал призывно покачиваться у её лица.
— Возьми его, малыш.
Саша, секунду поглазев на внушительных размеров кожаный цилиндр, который каким-то образом в неё вчера влезал, обхватила его своими пальчиками и, облизнув губы, взяла в рот головку.
— Охх… — только и смог выдохнуть я. Сначала несмело, потом всё быстрее, она начала причмокивая и даже с каким-то упоением сосать мой обезумевший от счастья хуй. Язычок её шустро скользил по головке и вниз, по уздечке, губы, плотно обхватив его, доставляли мне неслыханное удовольствие. Почти целиком он исчезал в её горячем, страстном рте, где попадал в какой-то безумный водоворот теплых касаний. То самым кончиком языка она проводила линию от основания наверх, то мягким, широким движением словно слизывала с него мороженое, а потом снова обхватывала губками и глотала его, проталкивая как можно глубже Дав её немного времени на импровизацию, я обхватил её голову руками, и начал насаживать на член. Входя почти до конца, я чувствовал головкой её горячую гортань, сжимающуюся в спазмах, она немного задыхалась — но не вырывалась, хотя на глазах её появились крохотные слезинки. А я уже вошёл в экстаз, и энергично трахал её в рот, чуть наклонившись вперёд для удобства. Саша стояла передо мной на коленях, послушно принимая мой орган в свой божественный ротик. Это было так потрясающе, что я понял — если не прекратить, то я кончу через минуту.
— Погоди, малыш, ты это так здорово делаешь, что я могу кончить. А мне ещё хочется побывать в других твоих дырочках. Особенно трахнуть твою киску, до которой не добрался вчера.
Она послушно прекратила свои ласки и встала на ноги. Я протянул руку и потёр шов на джинсах между её ног. Она заёрзала и стала тихонько извиваться. Я расстегнул пуговку и потянул её брюки вниз, попутно оставляя лёгкие поцелуи на её животике и ногах. Потом легко приподнял и бросил её на диван. В её глазах светилось желание, и меня это крайне заводило. Я стянул с неё трусики и припал губами к низу живота, дразня её язычком. Она тихо застонала и начала поглаживать мои плечи и голову, пытаясь прижать меня к себе посильнее. Я нежно ласкал её складочки, вдыхая мягкий аромат её кожи, такой чистый и соблазнительный. Немного остыв, и заведя её как следует, я наконец привстал, развел её ножки пошире и мягким движением окунул головку в её нежное лоно. Она прикрыла глаза и подалась вперёд. Я немного подвигался не торопясь, растягивая её узенькую дырочку и неспешными движениями стал входить внутрь. Она мягко покачивала бёдрами мне навстречу, пропуская меня всё глубже. Наконец, я вошел в нее полностью и замер на мгновение. Она приподнялась, крепко держась за мои ягодицы, и требовательно потёрлась о мой живот. Я начал двигаться — она порылась лёгкой испариной, и стала нетерпеливо помогать мне, насаживаясь на мой хуй все быстрее и чаще.
— Сильнее, прошу тебя! — прошептала она.
Возбуждение брало своё — мои движения ускорялись помимо моего желания. Я всаживал в неё член, постанывая от удовольствия. Где-то внутри меня начиналась щекотка, подталкивающая меня в спину. Она начала довольно громко стонать, но я держал ритм. Несколько минут я с упоением трахал её, мял её сиськи и задницу, наблюдая за тем, как нетерпеливо извивается она, насаженная на мой член. Наконец, я закинул её ноги себе на плечи и стал с силой вколачивать в неё свой хуй, входя по самые яички. С каждым шлепком она стонала всё громче, подбрасывая свой зад навстречу моему тарану. Спустя несколько секунд она схватила меня за плечи, и прижавшись всем телом ко мне, протяжно захныкала, сотрясаясь и дрожа. Я почти замер, лишь слегка подталкивая её, с трудом сдерживаясь, чтобы не кончить прямо сейчас. Осторожно я снял обмякшее тело со своего орудия, положил её голову на подлокотник дивана и подошел сбоку, поднеся пылающую, подрагивающую головку члена к её губам. Мягким движением она обхватила его губами и начала сосать, изредка пробегая язычком по чувствительному краешку плоти. Я любовался зрелищем её губок и чувствовал, как в мошонке закипает буря. Наконец, я не выдержал и выстрелил горячей спермой в её ротик. Она схватила меня за бёдра и не выпустила, пока жадно не выпила меня до капли. Утомлённый, я рухнул на край дивана и откинулся на спинку.
— Саша, ты просто прелесть. Никогда я не получал такого удовольствия от секса.
— С женщиной? — спросила она, потупив взгляд.
— Особенно с женщиной, — ответил я и погладил её волосы.
***
Рано утром следующего дня мне позвонила Кира.
— Валера, слушай. Этот её бывший хозяин до меня добрался — требет выдать ему Сашку. Говорит, она ему комнату испортила, или что-то в этом роде. Возмещение ущерба требует.
— А хрена ему надо? Мы ему заплатили.
— Да трахнуть он её хочет, а на деньги плевал.
— Вот же сукин сын. Слушай, Кира, а ты ещё не оставила своих старых забав?
— Ты про мои бисексуальные наклонности? — хихикнула она в трубку.
— Про них. Так что, практикуешь?
— Ещё бы. А что, есть предложения?
— Давай мы с тобой выедем к этому Юрику, я его подержу, а ты оттрахаешь. Чтобы удовлетворился старый мудила.
— Ну ты зверь!
По её интонации я понял, что она согласна.
— Давай, я прямо сейчас за тобой заеду?
— Уже собираюсь, Валерыч, — ответила Кира.
Я быстро натянул джинсы, стянул волосы в хвост и захватил с собой кляп, ремень и кастет.
Через полчаса я забрал Киру и мы приехали на бывшую Сашину квартиру. Мудак был дома, и открыл дверь сразу, как мы постучали.
— Ага, приехали. А где эта шлюха? Пусть она приезжает!
Я еле удержался, чтобы не врезать ему в челюсть прямо с порога.
— Мы приехали обсудить этот вопрос.
Тот почесал опухшую рожу и впустил нас внутрь. Войдя, я тихонько щёлкнул замком.
Юрец прошёл внутрь, я вытащил из пакета ремень и надел кастет. Два быстрых шага вперед, разворачиваю его резко — и смачно бью в челюсть. Брызнули кровь и слюна, Юрец рухнул на пол лицом вниз. Я тут же сел на него и скрутил ремнём его руки, после чего засунул в его матерящийся рот кляп.
— Кира, верёвки для бандажа захватила?
— Конечно.
Через две минуты Юрец был привязан к кровати в самой неприличной позе так, что не мог пошевелиться. Кира пристегнула огромный страпон.
Я отвернулся, чтобы не смотреть.
«Нет, мужчина должен любить женщину, а женщина — мужчину. И никак иначе», — думал я про себя.
Больше Юрец не попадался нам на жизненном пути.
***
Прошло около года. Я окончательно пришёл в себя. Саша по моей просьбе отрастила волосы, сменила стиль одежды, начала краситься и стала выглядеть очень женственно. Я был неимоверно счастлив. Частенько я думал о том, как был неправ. Всю жизнь мне казалось, что я на правильном пути, что я — не такой, как все. Теперь я понял, что всё это была просто блажь. Я просто ещё не нашёл своей женщины.
Теперь она была рядом со мной, я любил её всей душой и сердцем. Я хотел завести с ней семью — здоровую и крепкую семью, чтобы каждый день радоваться жизни рядом с ней. И всё это было правильно. Я забыл, что значит стесняться своих чувств. Мы целовались на улице, я дарил ей цветы и мягкие игрушки, баловал, как ребёнка, и радовался тому, что нашел её.
И себя.

The end.

@темы: графомания, рассказ

---

Магнитофон

Часть 1.
Виниловый дождь.

Звук дождя всё больше походил на шипение затихшей виниловой пластинки, но никак не на обычную музыку капель, звенящих по тугой ткани зонта. Впрочем, зонта у меня давно не водилось. Небо нависало над головой, словно кусок просвинцованной парчи, и нельзя было понять, где сейчас находится солнце. Раскисшая пыль налипала на ботинки, я тихо ругался про себя, но радовался тому, что весна, наконец, наступает.
Пока я добрался до нужной мне улицы, уже успело стемнеть. Повернул в пустой двор. У мусорников монотонно скребла асфальт лопатой толстая дворничиха.
-Здрасте, тёть Кать.
- А, Дима, здравствуй. Ты к Костику?
Парню третий десяток скоро, а всё «Костик». Надо же.
- Да. Он не появлялся ещё?
- Не видала. Что к нему ходить-то, в квартире и цветов-то нет, не то, что живности. Что там смотреть-то?
- Зайду, раз просил. Мне не трудно.
- Ну, иди, раз такой принципиальный. На крыльце осторожнее, скользко там.
- Спасибо, тёть Кать.
Я прошёл к дальнему подъезду и шагнул в его неосвещённое нутро. Миновал все лестничные пролёты на пути к нужной двери, нашаривая в кармане ключи.
Квартира встретила меня обычной тишиной. Привычным движением я нашарил выключатель, другой рукой расстегнул мокрую куртку. Нырнул в тапки и прошел на кухню. Поставил чайник на плиту, пошарил в шкафах в поисках чая.
«Всё время забываю купить ещё», - подумал я, вытряхивая последнюю заварку в кружку. Чайник тихо запел, и вскоре я получил свою чашку ароматного зелья. Прошел в зал, сел в любимое кресло: большое, зелёное, обтянутое старым велюром. Почему-то мне казалось, что именно такое могло быть у Шерлока Холмса, и было приятно в каком-то роде подражать любимому герою в таких мелочах.
Ложусь поперёк, глоток чая, шею на подлокотник, ноги перекидываем через другой, расслабляемся. Опустевшая квартира стала для меня своего рода убежищем, где я мог теперь находиться наедине со своими мыслями, когда хотел.
Костя – мой старый друг. Не очень общительный, но мне это даже нравилось. Поначалу он кажется нелюдимым, а потом, когда познакомишься поближе, осторожно войдешь в его огромный мир, уже не захочешь уходить. Это словно протискиваться в узкую нору в скале – а оказаться в огромном подземном гроте, увешанном сталактитами, с пронизывающими его лучами света, бликующими и сверкающими на вездесущих кристаллах, и с огромным озером ко всему прочему. Быть с Костей рядом – для меня это был какой-то особенный ритуал. Ощущение такое, словно бродишь по утреннему лесу, когда за каждое неосторожное движение ветки щедро осыпают тебя холодной росой, а каждый резкий звук нарушает очарование просыпающейся природы. Так и с ним – в нём не было ничего резкого - ни во внешности, ни в поведении. Голос тихий, и немного монотонный, лицо мало запоминающееся, вид немного отстранённый, словно он всё время немного погружен в себя.
Особенно близко мы сошлись во время учёбы в университете, когда он уже переехал жить в эту квартиру, купленную для него родителями. Всегда можно было собраться у Костика, когда возникала необходимость. Или попроситься жить на день-другой, или девушку привести – Костя никогда не отказывал. Шел в общагу, или ещё куда-то, к своим неведомым друзьям, потом возвращался, да и сам иной раз просил присмотреть за квартирой, когда уезжал. Я никогда не злоупотреблял этой возможностью, хотя у меня почти сразу появились дубликаты ключей и право приходить, когда посчитаю нужным. И я приходил – поучить лекции, выпить чая, поболтать, поиграть на гитаре, помолчать, покурить, или послушать самого Костю, если разговорится.
Он всегда мог рассказать что-нибудь такое, чего ты никогда в жизни не слышал. По большей части – из теории о параллельных мирах, или о нашей Вселенной, самых отдалённых её частях, также о некоторых закономерностях обустройства нашего мира, об общности человеческих культур, об энергии или Востоке, да о чём угодно мог вам поведать этот удивительный человек. Учился он на психолога, умел очень тонко чувствовать и понимать человеческую душу, и мог рассказать о тебе гораздо больше, чем ты сам, притом найдя единственно правильные слова. Кроме того, здорово увлекался особого рода мистикой и учениями. Его не интересовали ведьмы и привороты, но вот какую-нибудь йогу, искусство медитации или фэн-шуй он знал по-настоящему, а не просто поддавшись модному течению. Иной раз он мне напоминал далай-ламу, мудрого и глубокого. Правда, последнее время он был особенно сильно задумчив и погружен в себя. Такое порой бывало, когда он обдумывал очередную теорию. Но буквально неделю назад, у нас состоялся довольно странный разговор.
Как раз прошёл очередной лёгкий дождик, я ждал Костика на остановке. Значительно потеплело, люди, заждавшиеся тепла, ходили в куртках и без шапок, девушки оголили колени, по вечерам на улицах стала появляться молодежь, на скамейках вновь не было пустых мест, и оживились уличные музыканты. Стоять надо было ещё минут пятнадцать, я повернулся к скучавшему парнишке с ангелоподобным личиком.
-Закурить не найдется?
Он как-то испуганно посмотрел на меня, протянул пачку «Святого Георгия».
- Спасибо, - я взял сигаретку и защелкал своей лежалой зажигалкой. Парнишка прыгнул в подошедший автобус. Наконец, сигарета нормально раскурилась, от дешёвого табака свело зубы и сразу захотелось плеваться. За размышлениями о вреде и качестве курева минуты пролетели незаметно. Наконец, появился Костя. Спрыгнул с подножки ко мне навстречу, глянул своим особенным взглядом.
- Привет, Дим.
- Привет, - я пожал его руку. – Ну, идём?
- Пошли.
Он сегодня был насквозь пронизан жизненной философией, я сразу это заметил. Задумчив, взгляд поверхностный, рассеянный, блуждающая улыбка. Мы направились в сторону университета. Нас обогнала куда-то спешащая девушка в яркой сиреневой юбке и короткой, лёгкой куртке. Она слегка задела Костю сумочкой, он встряхнулся и посмотрел вслед ней.
- Весна... – улыбнулся он.
- Ага. Девушки надевают короткие юбки, и ходить нам становится всё неудобнее, - пошутил я, сплюнув табачную горечь.
Костя как-то слабо улыбнулся, и взгляд его опять затуманился.
- Слушай, Дима, у меня к тебе есть просьба. Ты в случае чего присмотришь за квартирой?
- Конечно, что за вопрос? Да я и так бы зашел. А ты собрался куда-то уехать?
- Да нет, я никуда не собрался пока, но всё может быть. И ещё – если я вдруг надолго уеду, или может... вовсе пропаду, то ты, пожалуйста, возьми себе мой магнитофон, хорошо?
Словам «вовсе пропаду» я не стал удивляться – Костик по жизни следовал изречению «Помни о смерти», и частенько вёл депрессивные и малооптимистичные разговоры. Так что появлению некоего магнитофона я удивился больше.
- Что ещё за магнитофон?
- Обычный, ленточный. Староват, но играет. Очень прошу его не выкидывать, а именно забрать себе и никому не отдавать до последнего, пока сам не поймешь, что с ним делать, хорошо?
Вот странности. Магнитофон какой-то нарисовался.
- Ну, как скажешь. Я музыку мало слушаю, но если просишь – возьму его себе.
- Можешь у меня его оставить – только смотри, чтобы больше никто ко мне не ходил, ладно? Ты-то никого не приведёшь, я думаю, у тебя у самого есть, где жить.
- Не вопрос, Костя. Присмотрю и за квартирой, и за магнитофоном, и за чем скажешь.
- Ну, спасибо, выручил. И кассеты тоже возьми, они все там. В остальном вещами и домом распоряжайся, как посчитаешь нужным, тебе никто не будет возражать.
Тут мы дошли до университета, а после экзамена мы и вовсе разошлись, так что продолжить разговор у меня не вышло, хотя, честно сказать, меня он здорово озадачил.
Потом Костя пропал. Ну, что бы там ни было, раньше чем через неделю его искать бессмысленно, это любой знал. Вчера я заходил к нему домой, убедился, что его не было, и сразу ушел. А сегодня я решил, наконец, зайти к нему как следует, надолго. Заодно посмотреть, что там за магнитофон такой.
Да, действительно, в квартире обнаружился магнитофон. И действительно старый – некий «Протон-402». Даже без крышки деки. Такие были популярны лет двадцать назад, наверное, а то и больше - года в семидесятые с хвостиком. Не понимаю, зачем он Косте, и почему он так странно им дорожит. Рядом на столе было разбросано несколько кассет, одна была вставлена в магнитофон. Поскольку крышки деки не было, и кнопка открытия ничего не открывала, то я просто нажал на уголок кассеты и вынул её. Надпись на кассете была уже стёрта, но выяснять практическим путём, что на ней записано, пока что-то не хотелось, и я просто бросил её к остальным.
Что ж, посмотрим. Пока что надо выпить чаю, да подумать, куда же он сам запропастился, и к чему был этот последний наш разговор.
Уровень чая, наконец, добрался до самого дна. Ленясь вставать с кресла, я поставил чашку на пол и сладко потянулся. Меня манила пластмассовая туша этого загадочного магнитофона, но слушать музыку настроения не было. Поэтому я решил что, прежде всего, надо прийти завтра с пачкой чая, может быть захватить кассету с расслабляющей музыкой из запасов сестры, и лишь потом начинать эти сомнительные самокопания. Тем более что сегодня я не собирался оставаться здесь на ночь, а идти утром домой за вещами ужасно не хотелось. Поэтому я напоследок зевнул, встряхнулся, помыл чашку, оделся и ушёл домой. Вот что странно: когда я закрывал дверь, мне показалось, что в атмосфере пустой квартиры что-то неуловимо изменилось... но тогда я не придал этому ни малейшего значения.
На следующий день я уладил все дела в точности со своими планами, и снова направился к Косте. В рюкзаке была смена одежды, кассета со звуками природы, и прочие нужности. По дороге я заскочил в магазинчик, где купил чая, сахара, печенья и прочей снеди.
Двор сегодня был пуст, несмотря на тихую погоду и ещё не позднее время. Я поднялся на свой этаж, звякнул ключами и толкнул входную дверь. Что-то вновь неуловимо насторожило меня, когда я шагнул внутрь. В квартире стояла тишина, но она была какая-то притаившаяся. Ведь тишина может быть разной – давно пустующий дом тих по-своему, дом в котором спит несколько людей – тих по-своему, да и само по себе беззвучие – это целая симфония для того, кто может эту тонкость почувствовать. И вот в этот раз мне казалось, что в квартире что-то присутствует. Не человек, но словно чья-то мысль. И более того – казалось, что это что-то старательно создаёт тишину. И от этого мне вдруг стало здорово не по себе.
Тем не менее, все эти мысли промелькнули очень быстро, синхронно со щелчком выключателя, и трусливо рассеялись при вспыхнувшем свете. Я разделся и прошел на кухню, где начал выкладывать из рюкзака своё богатство. Скоро засвистел чайник, я достал заварник и щедро насыпал в него чайных листьев из пакетика с индийским слоном. Залил их кипятком, и накрыл чайничек полотенцем. Пока моё будущее наслаждение заваривалось, я взял кассету и пошел в зал.
Магнитофон скалился чёрными клавишами с красной щербинкой и приглашающее пялился на меня неприкрытыми роликами протяжного механизма. Я воткнул шнур в сеть, вставил кассету. Я несколько опасаюсь старой техники, вдруг сгорит, заискрит, или ещё что. Воспроизведение нажалось несколько неуверенно. Но раздалось несколько характерных щелчков, и из динамика полилось птичье чириканье и шелест листвы. Подкрутив громкость до среднего, я вернулся на кухню. Налил чай и захрустел печеньем. Вдруг мне почудился какой-то странный звук, вроде порыва ветра, и чириканье словно перешло из стерео в “Dolby-surround”. Я, вместе с чашкой, вышел в зал и изумленно уставился на магнитофон. На динамике сидела какая-то птаха, косилась на меня желтым глазом и что-то подсвистывала музыке.
-Ты ещё откуда? – от неожиданности я заговорил вслух, но хриплый звук моего голоса меня не очень успокоил.
Птаха только прыгнула, цвиркнула и клюнула пятно на столе.
Я ужасно растерялся. Откуда она здесь взялась, в пустой квартире? Неужели где-то открыто окно? Я поставил чашку на столик, и распахнул форточку.
-А ну кыш отсюда! – нерешительно скомандовал я пернатой нахалке.
Птичка опять чирикнула, клюнула другое пятно и выпорхнула прямиком в форточку. Я захлопнул её за ней и малость перевёл дух. Внезапно кнопка воспроизведения отщелкнулась, магнитофон затих. Я подпрыгнул на месте и выругался. Взял кружку, залпом выпил из неё обжигающий чай, и отправился осматривать окна. Всё было закрыто достаточно надёжно. В полной растерянности и с подрагивающими руками, я вернулся на кухню. Налил ещё чая и начал придумывать оправдания этому визиту. Почувствовал, что мозг нагревается не на шутку, а потому послал всё к чертям, взял рюкзак, оделся и решительно направился домой, отложив тяжелые размышления на завтрашнее утро. Оно, как известно, должно быть мудренее. Надеюсь, что и сегодняшний вечер перемудрит.

Часть вторая.
Просветлённый.


Я быстрым шагом шел по улицам, а темнота за спиной казалось живой. Окружающее пространство пугало то резко вспорхнувшим голубем, то взвывшей в подворотне кошкой, то визгом шин по асфальту. Шаг мой непроизвольно всё ускорялся, а потому домой я ворвался почти бегом. Я добрался так быстро, что только сейчас понял, что и подумать-то ничего толком не успел, хотя не ближний свет лился из моего окна. Но – вот родная тишина, вот моё кресло, вот мой чайник и любой из чаёв в жестяных баночках на выбор. Видать, ещё не весь мир порушился, моя квартирка ещё стоит – а мне того и надо. Я всё-таки эгоист, как любой нормальный человек.
И вот, щедро черпнув ситечком из баночки «тысячи и одной ночи», прямо в кружке присадив её кипятком, да вдохнув первый всплеск аромата захлебнувшегося заморского зелья, что притворялось чаем, я внезапно успокоился. Оставил ситечко в кружке – напитывать с кипятком друг друга ароматами, а сам ушёл в свой, привычный взору зал, безо всяких там мистических штучек. Разве что семь самураев на полке – но они, собственно, не в счёт, эти маленькие фарфоровые фигурки. Так что я просто сидел с закрытыми глазами и дышал. Мысли мои, носимые потоками неясностей, скоро улеглись, а до ноздрей добрался тонкий аромат чая. На его зов я вернулся на кухню, освободил божественный напиток от гнёта заварки, и в тёплой компании кружки вернулся в кресло. Глоток, блаженство, ещё глоток, и вот мир становится на своё место. И, не вдаваясь в никакие логические рассуждения, я осознаю только одно – человека легко свести с ума. Достаточно только чуть-чуть изменить привычную ему картину мира – и всё, готово. Например, отменить запрет на пролёт птиц сквозь окна. А ведь, собственно говоря, глупо сходить с ума из-за какой-то там маленькой птички, влетевшей в большое окно или уда-то там ещё. Тем более, что я наверняка не способен догадаться обо всех возможных способах её попадания во внешне надёжно запечатанную квартиру. Вот на этом и порешим. Господи, как всё просто-то!
Я с облегчением улыбаюсь, обнаруживаю, что уже успел когда-то выпить весь чай, а потому можно топать в душ и нырять в мягкие развалины одеял своей родной кровати. Достигнув просветления Будда, в своё время, стал Буддой, а я уж точно заслужил поспать.
Назавтра всё-таки наступает утро, не неся в себе ровным счётом ничего необычного. Сегодня уже выходной, и я свободен, как ветер. Значит, идём гулять.
Погода была чудная, потеплевший ветер трепал мои волосы и бросал под ноги все сокровища этого мира, в виде смятых газет и окурков. Я зашел в новый супермаркет в центре города. От огромного выбора всяких вкусностей голова пошла кругом. Я придирчиво изучил полку с чаями, решил немного побаловать себя настоящим «Седым графом», и прихватил с собой вкусных маленьких печенек в круглой коробке. На большее моих скромных финансов пока не хватало, так что я бросил нехитрые богатства в рюкзак и побрёл дальше затаптывать город.
Я был глубоко погружен в собственные мысли, до глубин этих не доходил даже мерный рокот индустриальных радостей, но какой-то звук всё же выловил меня и утащил на поверхность бытия. Я обнаружил, что стою у уличного ларька, больше похожего на раскладной стеллаж, доверху забитый кассетами и дисками. Внутри него на усилителе сидел милый дядька, доброжелательно посматривающий на меня. Усилитель издавал те самые звуки, что меня пробудили – играл какой-то западный рок. Мелодия ужасно знакомая, но вот опознать исполнителя мне было не по силам, очень уж я никакой любитель музыки.
В период бурной молодости ровесники здорово удивлялись этому моему свойству – каждый из них яро «фанател» по какой-нибудь группе, стараясь окружить себя максимальным количеством вещественных тому доказательств, и драки на почве взаимонепонимания представителей разных культур и течений случались очень часто. А меня как-то пронесло, даже не зацепило. Не тратился я на записи, на тетрадки с факсимиле чьих-то автографов, на вездесущие «бумбоксы». Зато мог спокойно переносить любой музыкальный фон, не плюясь. И на вопрос «Чё слушаешь?» я лишь невнятно пожимал плечами, а после контрольного вопроса «Ну, как?», следующего за прослушиванием «самого крутого альбома» я терялся в поисках нового синонима к фразе «Вроде ничего...».
Вот и сейчас на вопрос «Ищете что-то конкретное?» я невнятно пожал плечами, тупо глядя на ряды кассет, и невольно вспоминая вчерашнее своё волнение, связанное с этими коробочками.
- Да я как-то не любитель... – промямлил я, не понимая, какого чёрта я тут делаю, и почему, вообще, я ещё тут.
Дядька улыбнулся. Где-то в глубине глаз своих он таил знание, полученное в те самые свои годы молодости. Уж он-то точно «фанател», да небось не фигней какой-нибудь, а тем, что сейчас зовётся классикой.
- Значит, не нашли своей музыки. Как вам эта, что играет?
Я вслушался в музыку. Несколько гитар, ударные, и даже виолончель. И голос, молодой, но с какой-то хрипотцой и надрывом. Необычная такая стилистика.
- Неплохо. Кто это поёт?
- Это Нирвана. А поёт Курт Кобейн.
- Старая группа, да? – думаю я вслух, глядя в глубину дядькиных глаз. Он усмехается.
- Да, вроде того... ну, солиста-то в живых давненько нет. Застрелился.
- Вот как... – мычу я.
Нирвана, значит. Опять мистикой да буддизмом попахивает. Дядька изучает мой слушающий взор, поднимается и извлекает из глубин своего «стеллажа» кассету, протягивает мне. Скромный дизайн видимо принадлежит общей серии, название которой гласит «Легенды зарубежного рока», внизу неброскими латинскими буквами надпись - «Nirvana». Англоязычность её почему-то здорово успокаивает, вроде это всё как не от моего мира. Открываю – на развороте куча лохматых пареньков в джинсе, некоторые с гитарами, посередине – крашеный блондин с философско-обкуренным взглядом. Разглядываю кассету, всё ещё не понимая, чем занят. Дядька смотрит на меня с какой-то отеческой нежностью, внезапно закрывает кассету, вручает мне и зажимает в моих пальцах.
- Бери. Дома послушаешь.
Я жутко растерялся.
- Да я как-то не при деньгах.
- А я денег и не прошу. Бери, кому говорят, – весело сердится дядька. В ухе его внезапно сверкает маленькая серёжка с черепком. Глянув на этот черепок я внезапно словно очнулся, и смущенно поблагодарив ценителя, сунул кассету в карман куртки и пошёл прочь, облегченно радуясь движению и концу этой моей дурацкой растерянности. А кассета... а что, собственно говоря, кассета. Она есть не просит.
Задумавшись о кассетах я и не заметил, как притопал во двор Костиного дома. Вспомнил, что сюда-то я и собирался после прогулки. Зашел в подъезд, потренькал ключиками, вошел в квартиру. Снова на какой-то момент меня накрыла настораживающая тишина. Щелчок выключателя, куртку на вешалку, ноги в тапки, тапки – на кухню. Ставлю чайник, лезу в рюкзак за чаем. Достаю упаковку и окаменеваю – в руке большая пачка матэ, ещё и ассорти. Точно помню что покупал «эрл грей», а на эту пачку только покосился – дороговата была. Что за чепуха? Ну да ладно, это и к лучшему. Выбираю пакетик с мятой, заливаю кипятком, достаю печеньки. Сажусь, расслабляюсь, тихонько дую на горячий напиток. Делаю глоток, одновременно прохладный и обжигающий. Иду в комнату. В кресле уютно, горячий чай обжигает язык, а мята вслед за ним приятно охлаждает. Через пять минут весь мир кажется одним сплошным блаженством, гармоничным слитком радостей, философских мыслей и нехитрой житейской мудрости, а я сам становлюсь спокойным, как дзен-буддист при вхождении в нирвану...
Стоп. Нирвана.
Взгляд мой падает на магнитофон. Он всё так же сиротливо ютится на столе, плотоядно щерит красный зуб кнопки записи, да сквозь пластик кассеты шестерёнками своими проглядывает. Я вспоминаю, что оставил подарок в куртке. Отношу пустую кружку на кухню, наливаю ещё чая. Пока он настаивается, шарю в карманах куртки, достаю кассету и иду в зал. Этот сегодняшний дядька меня здорово заинтересовал. Я рассматриваю кассету, читаю список песен, в попытке предугадать, что меня ждёт. Первая композиция называется «Come as you are». Собирая свой скудный запас английских слов перевожу это «Приди, как есть». Даже и не знаю, чего ожидать. Старую кассету долой, ставлю новую. Жму на «воспроизведение» и, стоя, замираю рядом. Динамик знакомо гудит несколько секунд, проматывая ведущую ленту, наконец начинается музыка. Сначала просто играет гитара, звучит нехитрый мотив, потом вступает знакомый мне голос с хрипотцой, призывая кого-то прийти в разных качествах.
Он успел дойти только до строчки «приди, как друг», как я услышал знакомый шум, вроде порыва ветра. Неосознанно повернулся к окну – мне показалось, что от него повеяло холодом, а когда я повернул голову назад, я увидел, что в моём кресле сидит человек.
Я ошалел. Я замер. Я не верил своим глазам. А он сидел, в тесных джинсах, с пронзительным взглядом из-под прядей светлых, вьющихся волос, с дробовиком на коленях.
У меня сердце, кажется, начало останавливаться. Он поднял голову, словно очнувшись ото сна и посмотрел на меня – бледно-зелёного, с расширенными зрачками и отвисшей челюстью. Глаза у него были такие грустные, такое измученное лицо, такое отчаяние сквозило в его позе, что я поневоле забыл удивиться до смерти. А спустя секунду я его узнал, и просипел вслух:
-К-кур-тт...
Он сфокусировал взгляд и как-то удивленно приподнял брови. Выглядел он просто как побитая собака, притом выгнанная хозяевами на улицу из своего дома.
Он где-то секунду обшаривал взглядом комнату, потом снова посмотрел на меня, да так, что мне в груди защемило. И знакомым голосом произнёс:
- O, I’m sorry, dude.
А потом вскинул дробовик и выстрелил себе в голову. Кровь брызнула во все стороны. Синхронно с выстрелом отщелкнулась кнопка магнитофона. Тут я малодушно потерял сознание и рухнул на пол.
Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулся, но глаза не раскрывал, моментально вспомнив, отчего я отрубился. Я постарался успокоиться, и прислушался к своим ощущениям. В квартире по-прежнему стояла тишина – но уже обычная тишина: не как в морге, не как на кладбище, даже не как в заколдованном замке каком-нибудь, а просто тишина. Пахло пылью и матэ с мятой. Я подумал, что в любом случае у меня не обычный какой-нибудь случай, а невероятный, и возможно я просто свихнулся, поэтому беспокоиться не о чем. Мысленно я приготовился вновь увидеть весь ужас развороченного тела на любимом кресле и открыл глаза.
Упасть я умудрился прямёхонько напротив места происшествия, потому зелёный велюр кресла мне сразу в глаза бросился. Зелёный велюр, зелёный в полоску тканых дорожек, зелёный как трава, как тоска, как конопля, как огурец, как мифический кузнечик, как не менее легендарная жаба. Просто зелёный велюр, творящий зелёное кресло. И никаких тебе кровавых трупов. Наверное, убиенный потрудился прибрать за собой, смотался с креслом в химчистку, а потом убрался сам.
Вот честно вам скажу – я бы меньше удивился, если бы он там всё ещё был. А его нет – и это уже действительно шанс на моё сумасшествие.
- Что ж это за хрень творится... – подумалось мне вслух.
Чай не успел остыть, а как раз был нужной температуры. Я его залпом выпил, радуясь, что, судя по всему, провалялся я недолго. Во рту посвежело, в мозгах немного просветлело, я подошел к магнитофону, подвинул кресло ближе, и задумался.
В прошлый раз я поставил кассету со звуками природы, и тут появилась птица. А в этот раз я поставил группу - и появился сам певец. Да, теперь вспоминаю - продавец сказал, что он застрелился. Теперь-то я это даже в глазах его фотографии мог увидеть и понять. Но дело не в этом... Эта чёртова штуковина каким-то образом материализует то, что играет... а когда наваждение выходит за пределы моей комнаты – он останавливается.
- Твою мать, что же тогда произошло с Костиком?!
В голове закрутились самые ужасные предположения. Какую кассету он поставил? Что увидел? Что произошло? Я идиот – выбросил его последнюю кассету, и даже не запомнил, что там было!
Внезапно меня осенило. Я, конечно, идиот, каких поискать, а вот Костик не дурак, далеко не дурак. Он умнее всех нас, вместе взятых, если уж на то пошло. О магнитофоне он говорил не как об опасности – он доверил его мне, потому что знал, что я смогу им воспользоваться. Ведь не первый же день он тут этой мистикой магнитофонной занимался – он не был не напуганным, ни удивленным – только сосредоточенным и задумчивым, как учёный при решении ответственной задачи. Значит, он тут не самоубийц материализовывал. Может, последняя кассета была причиной его исчезновения – а может, посланием мне. Вероятность того, что она могла послужить причиной исчезновения достаточно велика, потому я, пожалуй, правильно сделал, что не включил её.
Я взял в руки кассеты, лежавшие на столе, и тут меня осенило во второй раз. Ведь если правильно подобрать музыку – я могу получить почти всё, что угодно. Встретить кого-то более дружелюбного, поговорить, выпить чая с какой-нибудь знаменитостью, выяснить страшную тайну, да хоть переспать с Мерилин Монро!
Твою мать... Голова пошла кругом. Рука дрогнула, кассеты упали на пол, я рухнул в кресло и захохотал. Передо мной открывались просто невероятные перспективы! Завтра же я займусь изучением всех ближайших музыкальных лавок. Главное – быть очень внимательным, и не упускать из виду личность будущего посетителя... Может, проанализировав содержание тех кассет, что есть здесь, я воссоздам картину произошедшего...


Часть третья.
Меломан.


На следующий день я, как и планировал, зашел после занятий в музыкальный магазин. Здоровенный музыкальный супер-маркет, если быть точным. Я ни черта не смыслил в музыке, и если уж я решил начинать, то я должен осознать все возможные её разновидности. Я методично прочёсывал зал – всё было разложено по стилям. Как всё сложно, не поймёшь, с чего начать. Тут я увидел стойку с журналами.
«Отлично, то что надо!», - подумал я. Не вдумываясь особо, я взял всех по одному. Набралась приличная кипа, но сегодня я был при деньгах. По дороге, подумав, я захватил ещё одну кассету со «звуками природы», но в этот раз я самым тщательным образом убедился, что даже птичьего чириканья там не будет. Остаётся надеяться, что квартира не зарастёт дикими джунглями. Я вспомнил фильм «Джуманджи», и меня даже немного передёрнуло. Благо, все наваждения закончатся прямо за пределами комнаты, в крайнем случае – квартиры. Теперь надо как следует изучить журналы и в тысячный раз хорошенько всё продумать. Я уже предупрежден, пора вооружаться.
Домой заходить незачем – я сразу направился к Косте. Конечно, ни во дворе, ни в доме я никого не обнаружил. Я привычно заварил себе чайку, да плюхнулся в кресло со своей кипой журналов. После третьего мне понадобилась передышка. Легче вызубрить пару работ Фрейда, чем понять что к чему в этом царстве эстрады. Я налил ещё чайку, да поставил, наконец, кассету с природой. Ничего такого, просто шум далекого леса. Я расслабился, рассеянно отхлебнул чай из кружки и поперхнулся – за несколько секунд на её дне успела расцвести чудная плесень. Твою мать. Я пошёл на кухню, воспроизведение остановилось, плесень из кружки исчезла, но пить этот чай уже не хотелось, так что я налил свежего.
- До чего же необычным может быть эффект, - усмехнулся я. – Что же, звуки природы придётся отложить для другого магнитофона.
Я продолжил чтение, не забывая примерять вновь полученную информацию на себя, изворачивая её на все лады. Я представлял себе, как я развожу на любовь въевшуюся в мой мозг Монро, или напиваюсь виски с Синатрой. Я пытался представить результаты воспроизведения записей современных артистов – появится он лично, или только его фантом? Почувствует ли что-нибудь оригинал? А если включить классическую музыку, что произойдет тогда? Многие вещи можно было узнать только экспериментально, и всё же я по-прежнему опасался проведения некоторых опытов. Но каждый новый глоток воображаемых возможностей заставлял мою бедную голову идти кругом. Это было похоже на какой-то наркотик. Музыка и наркотики миновали меня в ранней молодости – я даже курил не в затяг, не говоря уже об алкоголе, выпивке, или каких-либо наркотических средствах... теперь же я получил и то, и другое, в одном флаконе.
Весь вечер я читал журналы и раздумывал. Мне не с руки торопиться, к таким вещам нужно подходить более, чем обстоятельно. Задумчиво я перебрал имеющиеся кассеты – но, как назло, почти все надписи были стёрты, а для опознания оставшегося моих знаний пока не хватало. И, как ни жаль, найти и узнать последнюю Костину кассету мне пока не удалось.
Я читал журналы до самой ночи, а потом ещё и всё утро. Потом я решил предпринять первую вылазку за своими «аудио-наркотиками».
Первым делом я решил проверить действие энигматики. Enigma, Era и Gregorian на одной кассете заняли место в корзинке. Добавил туда записи классиков. Подумал, взял ещё джаза. На закуску, не удержавшись, прихватил Монро, Синатру и Pink Floyd. Потоптался возле рэпа и попсы – но решил, что там ничего ценного не будет, а просто невнятный чувак в широких штанах мне дома не нужен. Ещё взял подставку для кассет, чтобы те не валялись как попало на столе. Решил, что пока мне хватит с головой и, нигде не задерживаясь, я рванул домой к Косте.
Там я разложил кассеты по порядку, в котором собирался их слушать. Ближе всех стояла энигматика. Моя бывшая девушка, помнится, упоминала их как хороший фон для занятий сексом. Хех... Но то ли я не слышал сам, то ли не запомнил, какова там музыка. Скорее всего не слышал – не складывались у нас в этом плане отношения... не дошло, в общем, до такой музыки.
На обложке кассеты был нарисован красивый полуготический храм и несколько людей в накидках с капюшонами. Хотя, мне было уже пофигу на картинку, потому что мне уже не по себе от волнения. Я попил чайку с мятой, ещё немного подумал о музыкальных стилях. Энигматика по логике – просто красивые, романтичные мелодии, но с некоей культовой направленностью... если я, конечно, правильно понял. С одной стороны – от молитв никому плохо не было. С другой – кто знает, кого там восхваляют эти молитвы. Я вспомнил анекдот, который ходил у нас на кафедре биологии: «На уроке латинского языка студенты-медики случайно призвали Люцифера». Сейчас мне стало до жути не смешно.
«Надо рискнуть», - подумал я. - «Возможно, классика даже опаснее». Первыми в списке идёт некая Era. В колонке названия композиции значится «Ameno (remix)». Слово «ремикс» меня почему-то успокаивает. Я решительно подошёл к магнитофону, положил кассету в приёмник и буквально вонзил свой бедный палец в кнопку воспроизведения.
Щелчок, шум, 7 секунд тихого шипения, сердце нервно постукивает о рёбра. Наконец, нарастающий гудящий звук, и хор голосов нараспев произносит: «Dorime». И дальше – латинская тарабарщина, из которой мне только «амено» и понятно…. Ну, это же вроде нашего «Аминь», так что вряд ли Люцифер тут появится.
И минуты не прошло - знакомый ветер тут, как тут. Я замираю в предвкушении и страхе. Музыка становится ритмичной, включается какой-то бубен, тревога на сердце усиливается... и я вот я слышу за спиной шорох. Оборачиваюсь, собрав волю в кулак – кресло уже не пустует. В нём скромно сидит милый такой монах с мудрыми глазами, взглянув в которые я моментально расслабился и успокоился. Тревога моя рассеялась, сменившись растерянностью. Мой гость внимательно смотрел на меня. Я подумал, что пора вступать в контакт.
- З-здр-равствуй...те, - пролепетал я.
«Он хоть на русском говорит?» - подумал я в панике. Додумать я не успел – губы гостя шевельнулись:
- И ты здравствуй, - тихо проговорил-пропел монах.
Несколько секунд молчания. Наконец, я выдавил из себя гениальное продолжение:
- Эм... Добро пожаловать! – и улыбнулся.
Гость мой тоже улыбнулся – одними глазами, и ещё больше подобрел. Я размяк окончательно. Мой коэффициент интеллекта начал обратный отчет, потрескивая мозгом на манер счётчика Гейгера.
- Тебе, возможно, интересно знать, как я здесь очутился? – спросил монах.
- Д-да, п-пожалуй! – протянул я, дико заикаясь.
- Ты очень волнуешься, тебе надо успокоиться. Соберись с мыслями, - сказал он.
«Легко сказать – соберись!» - мысленно хихикнул я, но внезапно обнаружил что совершенно спокоен. Даже удивляться этому не стал. Монах просканировал меня своим взглядом, чему-то удовлетворённо кивнул, и продолжил:
- Причина моего появления в столько странном месте пока неясна и мне самому. Но, как я вижу, ты сам удивлён немногим меньше моего.
Я только кивнул, чувствуя что пока незачем говорить.
Песня из динамика сменилась следующей, в общих чертах похожей на предыдущую. По воздуху словно прошла рябь, монах обвел пространство глазами и продолжил:
- И также мне неясно, откуда в столь скромном помещении льётся эта музыка, и доносятся голоса.
Я, изумлённый поведением воздуха, подумал: «Хорошо, что кассета в одном стиле – кто знает, что могло бы быть, заиграй сейчас рок». Посмотрел на монаха, и выпалил на едином дыхании:
- Это всё магнитофон. Когда я вставляю кассету, чтобы послушать музыку, она словно оживает. Не знаю, как быть. У меня из-за этого друг куда-то пропал...
-Друг пропал? Так говоришь, эта машинка превращает музыку в вещи и людей?
- Да... преимущественно в живых существ. Первой была птица. Потом певец. Теперь вы. Я и сам не знаю, откуда они берутся, и куда потом пропадают.
- Вот как. Значит, я всего лишь видение. Для видения у меня слишком хорошая память. Но речь сейчас не обо мне.
- Я боюсь, что Костя поставил что-то такое, что могло его убить.
- Костя – это твой друг?
- Ну да… Так вот – он долго ходил пасмурный и задумчивый, сказал мне использовать магнитофон, а потом пропал.
- Магнитофон – это эта машинка? – снова вежливо уточнил мой гость.
- Да… Так вот, боюсь, что с Костей что-то случилось. А теперь боюсь, что и со мной что-то случится.
- Твой друг был не глуп, верно?
- Да, Костя был очень начитанный и умный человек.
- Ты боишься смерти. А зря. Ты не подумал, что твой не умер, а наоборот?
- Что, обрёл просветление, как Будда, и вышел в Нирвану?
- Я не совсем понимаю значение твоих слов – но вероятно, ты прав. Если эта Нирвана – понятие лучшего и иного мира – то это может быть именно так.
- Другого мира? – я усмехнулся. - Вы говорите не как монах… По идее, при виде магнитофона вы должны были завопить о дьявольских проделках, а меня окропить святой водой, как демона.
Глаза монаха залучились смехом.
- Какой забавный молодой человек. Так поступил бы невежда, не имеющий ни капли мудрости в своей голове. Вера должна жить и двигаться вперёд вместе с жизнью – иначе она умрёт в одиночестве, отстав от людей. Я несу её в своём сердце – и изучаю всё новое на своём пути как часть мира, созданного Богом – плох он, или хорош – не мне судить. Так что и о других мирах я говорю тебе как есть – твой друг мог попасть в рядом идущий мир.
- Другое измерение?
- Возможно, это называется именно так. Я не настолько умен, чтобы объяснить тебе это – я лишь знаю о такой возможности. Возможно я пришёл сюда именно из этого «другого» измерения. Да, хорошее слово… Если он был достаточно умён – он мог найти музыку, открывшую ему новую возможность избавиться от этого мира – и уйти в другой. Не умереть, но ожить по-настоящему. В вопросах религии и мироздания все мы слепы одинаково – и ты, и я. Но каждая религия признает существование ада, рая и прочих иных «измерений» - так почему я не могу говорить о других мирах, юноша?
- Да, действительно… - растерялся я. – Значит, он мог попасть в рай?
- Или ад… Или чистилище… куда угодно. Если он действительно мудр – он подошел бы к этому со всей подготовленностью, и взял необходимое. И решил сказать тебе об этой возможности, чтобы ты мог последовать за ним. Вопрос лишь в том – осмелишься ли ты. Многим людям давалась возможность уйти в иное измерение – но они цеплялись за привычное, испугавшись. Тебе решать, что произойдет в будущем, и как поступать. Только не торопись – будь благоразумен. Состояние твоего духа может повлиять на происходящее. Так что всегда старайся сохранять спокойствие и ожидать хорошего… Это старая истина, и тут она как никогда к месту.
Я на секунду задумался. И тут кассета кончилась, воспроизведение отжалось, а мой гость исчез.
- Вот ёлки! – возмутился я.
Перевернуть кассету я не решался. Нет гарантий, что он вернётся – да и зачем? Кажется, я услышал всё, что должен был. Остаётся заняться делом. Да и поесть бы не мешало. Я решил пока что вернуться домой. Торопиться мне не с руки.

Часть четвёртая
Слушатель


Несколько дней я отдыхал и набирался сил. Весна напитывала воздух ароматом свежей зелени, липких почек и цветущих деревьев. На мокром асфальте кругом валялись зелёные соцветия, похожие на толстых гусениц, было довольно тепло, и солнце приятно щекотало своими лучами моё лицо. Обыденная моя жизнь как-то сама собой отошла на второй план, всё что раньше казалось важным теперь для меня почти ничего не значило. Сами собой гладко проходили дни в институте, я наверное лучился независимостью и загадочностью – потому что девчонки внезапно начали проявлять оживленный интерес к моей персоне. Но мне уже было всё равно.
В субботу, сразу после утреннего дождя я направился к Косте. Прыгнул в автобус, обменял червонец на билетик, и устроился на сиденье. Город летел мимо, и казался чужим. Я подумал о том, что было бы здорово съездить куда-нибудь за границу, повидать Европу, другие страны. Тут же по привычке примерил путешествие на призрак своего магнитофона. Подумал, что будет если поставить какую-нибудь географически ориентированную песню. «Париж» Джо Дассена, или «Калифорнийские сны», или группу «Канзас», или «Ночь в Бангкоке», да хоть «Подмосковные вечера». Сразу мелькнула мысль, что пока мне эта задачка на усложненное моделирование не по зубам.
Через несколько минут я приехал на место, завернул на нужную улицу и бодро протопал в двор. В дальнем углу виднелся знакомый силуэт дворничихи, да пара девчонок играла в классики. Я потянул на себя разбухшую от влаги дверь подъезда, и вошел внутрь.
В квартире всё было по-прежнему. Я разделся, быстро выпил чая, и приступил к действиям. Сегодня я хотел уделить побольше времени своим опытам.
На очереди была классика. Я поставил кассету, заиграл Моцарт. Через несколько секунд в лицо мне пахнул свежий ветер, и буря эмоций накрыла меня с такой силой, что я рухнул в своё кресло. В какой-то момент меня обуревал целый букет самых разнообразных чувств, я ощущал себя кем-то наподобие мартовского кота. Сердце щемила какая-то дивная грусть, перемешанная со страстной платонической любовью и предвкушением вечного счастья. Минуты текли, я упивался волнами, накрывавшими меня с головой. Сменилась песня – и буря эмоций превратилась в нечто более мягкое, словно меня погрузили в какую-то наркотическую дрёму. Потом – сердце запело и рвалось в бой, потом душа стонала и молила о чём-то, потом кончилась плёнка. Я очнулся, глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла. Значит, классика – это инъекция чистых, не переработанных эмоций. В моей голове тихо гудели ошарашенные нервы. Хорошо, что мне попался сборник положительных эмоций – под таким прессингом можно и с собой покончить, от глубины чувств. Брр. Следующий!
Поставил старый Pink Floyd, из Костиной коллекции. Отмотал плёнку, нажал воспроизведение. Раздался звон цепей, запахло подвальной сыростью, и жуткая боль скрутила меня, комната словно сжалась и потемнела – я увидел, что надо мной орёт какой-то сумасшедший в маске палача. Я слышал стоны за стенами, тут мой мучитель железными ручищами схватил меня, и начал скручивать мои локти за спину. Острая боль начала туманить мой мозг, паническая мысль мелькнула в угасающем сознании: «Конец тебе, парень». Внезапно всё исказилось, замедлилось и резко прервалось. Я рухнул на знакомый мне ковролин. Кругом ничего не было – магнитофон молчал. Руки ныли нечеловечески.
«Что это было? Он что, автоматически отключается при опасности для хозяина?», -подумал я. – «Если это так, то с Костей не могло ничего случиться…»
Я подошел к столу, вынул кассету. Чёрной змеёй потянулась из его нутра блестящая лента.
- Твою мать! Плёнку зажевало, - облегченно выдохнул я. – Ёлки-палки, меня чуть не прикончили, и меня спасает зажеванная плёнка! Димон, да ты счастливчик, каких свет не видывал!
Я смачно выругался, смотал в клубок магнитофонную ленту, и бросил всё это в мусорку. Меня напоследок передёрнуло, я сходил на кухню и глотнул ещё чайку.
«Надо обезопасить себя от возможно неконтролируемого воздействия музыки», - подумал я. Для этого я решил отмотать плёнку на середину последней песни – если станет плохо, пройдет всего несколько минут и, возможно, ничего плохого произойти не успеет. И с выбором надо быть ещё осторожнее.
Я решил не ставить никого из ранее приобретённых певцов, чтобы не искушать судьбу. Зато решил рискнуть обстановкой, и поставить песню «Крыши Парижа», она была как раз последней на своей стороне. Через несколько минут я ошарашено смотрел на вид из своего окна. Сразу за подоконником раскинулась панорама Парижа – действительно множество разнообразных крыш и хитро переплетённых улиц. Я-то, болван, думал что наваждения за мой дом не распространяются. Щелкнул кнопкой «стоп» - и снова увидел до боли знакомый дворик, девчонок и фигуру тёти Кати. Преображение вида заняло лишь долю секунды между закрытием и открытием век моргающих глаз. Я опять нажал на «воспроизведение» - но ничего не происходило.
- Что, один раз только работаешь? – изумился я, перещёлкивая кнопки. – Ладно, посмотрим что-нибудь другое.
Поставил «Ночь в Бангкоке» - и за окном воцарилась ночь, сияющая огнями огромного города. На зов «Подмосковных вечеров», найденных в Костиной коллекции, явился маленький дворик с клумбами. Я увлекся и перебрал всё, что нашел на нужную тему. Париж был самым частым гостем – я видел его то из витрины булочной, то из окна где-то на Эйфелевой башни, то кусок замызганной улочки с заковыристым названием. Насладившись видами иных миров, я решил продолжить поиски. Следующим важным пунктом было нахождение кассеты, которую мой пропавший друг слушал последней. Я не знал, как мне быть – все попытки сосредоточенного вспоминания ничего не дали. Чёртов кусок пластика слился с собратьями и стал неузнаваем. Я задумчиво просматривал кассеты. Внезапно на одной из стёртых боковин попалась надпись «...погадай".
- А что, это мысль. Но как? – подумал я вслух.
Тут с полки свалилась книга. Я подскочил на месте, как ужаленный. Да тут, оказывается не только магнитофон шалит! Впрочем, меня уже не так сильно можно напугать упавшей книгой. В конце концов, где-то может работать перфоратор. Стены дрожали – вот и шевелилась потихоньку. Так или иначе - но мне требовался знак судьбы, подсказка – и я, кажется, это получил. Я поднял книгу –к моему удивлению это оказалась «Книга гаданий», притом раскрытая на станице «гадание-маятник». После нескольких строк чтения стало ясно – это именно то, что нужно. Пятясь, я нащупал кресло, сел и углубился в чтение.
Всё оказалось предельно просто. Я быстро смастерил требуемую вещицу из подручных средств, и уселся за стол. Помедитировав над десятком кассет, и получив на каждую отрицательный ответ, я наконец наткнулся на нужную. Надписей на ней не было видно, я вдохнул поглубже, и поместил её в деку. Послышался шум, потом я услышал голос Кости, произнёсший «Чёрт, это же запись!», и снова шум. Потом что-то скрипнуло, щелкнуло, и затихло. Кассета остановилась, механизм замер, но динамик продолжал шуршать – видимо, заклинило кнопку. Я клацнул на стоп, потом снова «воспроизведение». Кнопка капризно вернулась на исходную. Я опять нажал её – она снова попыталась отжаться, но заклинила посередине. Я уже раздраженно клацнул «стоп», и снова нажал «воспроизведение». Ещё одна осечка. Клац-клац – тщетно. Ещё раз. Ещё раз. Я начал злиться. Ещё…
Тут я промахнулся, и со всей дури вмазал по красной кнопке записи. Я раскрыл рот, чтобы выругаться, но тут что-то мягко поглотило моё сознание, и я растворился в шуме.
Щелчок.
Спустя пару дней, ранним утром, во дворе Костиного дома появилась тощая, длинная фигура молодого парня. Он был одет в лёгкую спортивную куртку, и тащил в руках пакет с книжками. Белые кеды топали по асфальту к дальнему подъезду.
- Здрасте, тёть Кать. Костика давно не видали?
- Здравствуй, Серёжа. Нет, уже несколько недель как не видала. Ты к нему?
- Ага. Зайду, возьму кое-что из своих вещей.
- Ну иди. Что вы там делаете, ума не приложу, - усмехнулась дворничиха, и продолжила сметать мусор.
Фигура поднялась наверх, порылась в карманах, достала ключи и открыла дверь. Парень зашёл в комнату, зябко поёжился в коридоре и, не разуваясь, прошел в комнату. Кругом стояла тишина. Он заглянул на кухню – на столе лежала пачка чая, и стояла пустая кружка.
- О, Димон тут тоже был, - заметил он.
Прошёл в зал, снял с полки несколько учебников и кинул их в пакет. Осмотрелся, заметил плотоядно ощерившийся магнитофон и кучу кассет.
- Ну и старьё! – хмыкнул он, тряхнув аппарат и пощелкав кнопками. – Даже не работает, нахрена им этот хлам сдался? Ладно, валяйся, потом с тобой разберусь.
Он вышел, запер входную дверь, плотно закупорив притаившуюся тишину в пустующей квартире, и потопал дальше, тихо насвистывая.
- До свидания, тёть Кать! – махнул он рукой.
- И тебе не болеть! – откликнулась та.
Метла сгребла в кучу мусора обрывок подмокшего объявления, слетевшего с двери:
«Уваж… жильцы… … в связи с… тами на лин… ожид… …ребои с подач… элект…ргии…».
Из серой бездны неба на город упали несколько первых капель дождя, и с щелканьем и шипением разбились об асфальт.

The end

@темы: графомания, рассказ

---

Маньяк

Серый плед пасмурной ночи накрыл город. Только снег светится под холодным взглядом луны, да красные бусы фонарей растворяются в туманной дали.
В здании тихо. Все давно ушли. Я сижу за твоим столом и перебираю разбросанные в рабочем беспорядке бумаги. Множество записок, оставленных твоей рукой, между которыми медленно тает недоеденная плитка шоколада. Брошенная впопыхах ручка балансирует на краешке стола. Мигает лампочка монитора, готового в любой момент высветить для тебя экран приветствия. Кажется, вот-вот ты вернёшься, зашуршишь этими листками, запустишь свой компьютер и приступишь к работе.
Но тебя уже нет.
Мы всё никак не решимся освободить твой стол, тронуть бумаги, вещи. Словно надеемся на то, что ты вернёшься. До сих пор трудно поверить, что это место может опустеть, или — нет, нет! — быть занято кем-то другим.
Я чувствую следы твоего присутствия везде, но здесь — особенно. Я смотрю на твой неровный почерк, ласкаю ароматную кожу ежедневника, глажу затёртые кнопки любимой клавиатуры. Где-то там, в электронных глубинах серверов, приходят новые письма на твой ящик, глазастые девчонки комментируют фотографии, на которых теперь — мертвец. Навсегда застывший на бумаге мертвец.
Мне мнится твой аромат. Божественный, чистый аромат крепкого, молодого тела. Слишком соблазнительного, слишком желанного. Ты просто источал аромат искушения. Кажется, он везде — ещё витает в воздухе, отпечатанный в каждой молекуле нашего офиса. Словно призрак, он бродит рядом, тревожит мой разум.
Ты всегда так не любил, когда кто-то трогал твои вещи. Даже сейчас, когда тебя нет, мне стыдно — словно ты зайдешь сейчас и застукаешь меня за копанием в твоей собственности.
Я достаю чистый платок, и начинаю протирать им всё вокруг — каждую кнопку на технике, пыль, крошки, твоё кресло, обложку ежедневника. Я стараюсь забрать каждую крупинку, что осталась от тебя, каждую частичку твоего запаха, чешуйку кожи, волос… Через полчаса всё становится более безликим. Теперь надо собрать все бумаги. Не оставить ни одной — всё, всё должно быть собрано и предано очищающему огню. Раскрываю ежедневник — и, не удержавшись, начинаю кончиком языка повторять контуры какой-то размашистой надписи. Чувствую резкий вкус чернил, шероховатую бумагу и глубокое удовлетворение, словно целую твои пальцы.
Наконец, всё собрано. Плотно завязываю пакет, оглядываюсь — страшная пустота сияет в пространстве. В мыслях я стою на крыше этой проклятой конторы, нижние этажи которой полыхают в пламени, рождённом из вороха твоих писем… Но нет, всё это — дурные фантазии. Мне надо идти дальше.
Я запираю корпус, выхожу через пропускной пункт, где уже дремлет охранник. Сажусь в автомобиль и еду к твоему опустевшему дому, дрожа в предвкушении.
Вот оно, здесь. Я паркуюсь в густых кустах неподалёку и долго смотрю в тёмные окна. Мысленно я вижу мелкий рисунок занавесок в твоей спальне. Воспоминания, словно ледяной дождь, обрушиваются на меня, мелькают бессвязными кадрами: хлопковая простынь, зажатая в кулак; спина в звёздных россыпях родинок; потолок; твои губы — так близко…
Очнувшись через пару минут, я заворожено разглядываю в зеркале свои расширившиеся зрачки. А помнишь первый раз, прямо в этом автомобиле?
Ты был невменяем, напоенный снотворным моей заботливой рукой. Я увез тебя в глухой район, раздел бесчувственное тело. Ремни безопасности отлично зафиксировали твои раскинутые руки. Некоторое время я любуюсь твоим распятием, белым крестом твоего тела… Когда ты очнулся, было уже слишком поздно — я безраздельно владел тобой.
О, господи…
Пора. Я знаю, как войти к тебе, будучи нежданным гостем. Прямо в автомобиле я раздеваюсь донага и прячу одежду в чемодан в багажнике. Сегодня на мне нет белья — пусть думают, что это лишь запасная смена. Аккуратно складываю рубашку — она словно только что из магазина. Я иду к тебе, имея в руках лишь пакет с твоими вещами… Я не мог позволить им осквернять твой светлый образ.
Дом просто пропитан тобой, у меня начинается головокружение. Как бы я хотел вобрать в себя каждую вещь, которую ты трогал и имел! Но у меня нет столько времени, надо совершать задуманное. У меня уже всё готово. Захожу в душ. Ты, кругом один лишь ты — на полотенце, в запахе мыла, в мутных полосках запотевшего зеркала… От накативших чувств я кончаю прямо под горячими струями, смывающими с меня скверну мира. Пусть, пусть.
Долго стою, пока все капли не стекут с меня сами. Выжимаю волосы, ребром ладони подгоняю непослушную воду. Наконец, взяв вещи, я иду в спальню. Новая волна накрывает меня с головой, я падаю на колени, ползу вперёд, целую холодный пол...
Наконец я собираю остатки сил. Осторожно вынимаю бумаги, раскладываю их по контуру измятой простыни. Как нелепо они выглядят здесь! В гостиной стоят розы, которые остались с твоих вчерашних похорон. Я обрываю лепестки и посыпаю ими мой алтарь.
Канистры с горючим стоят в кладовой. Тщательно я поливаю едкой жидкостью весь дом, пропитываю им кровать, ковёр, занавески, диваны. Холст загрунтован, и краски смешаны, осталось лишь написать картину.
Сжимаю в руке твой платок и осторожно ложусь на кровать. Рядом горит приготовленная свеча — стараясь не шевелить пламя, я беру её в руки. Её форма так манит меня. Держу её изо всех сил и поднимаю глаза к потолку.
Видел ли ты, как я тащил твоё хладное тело под проливным дождём? Выжатое до капли, измученное сладострастными пытками, твое прекрасное тело — с посиневшими губами, глазами, застывшими в немом удивлении? Я целовал тебя — словно покрывал поцелуями фарфоровую куклу, прекрасную и безжизненную. Забрать твою жизнь — этого мало, слишком мало. Я должен отдать и свою, ради нашей любви.
Первая вспышка — в моём мозгу. Я разом вспоминаю твоё лицо, твоё тело, твою страсть. В экстазе я шепчу твоё имя, я кричу его в предсмертном оргазме — и вот из дрожащей руки свеча валится вниз, поджигая меня на лету. Пламя занимается разом, как страсть, как любовь, как наше влечение. Дом озаряется всполохами огня, воздух разорван моим голосом. Кровь закипает по-настоящему, но знай — в твоих объятиях было жарче.
Я иду к тебе.

@темы: графомания

---

Холод

Сегодня никогда не кончается.

Иногда мне кажется, что я надеваю перчатки лишь для того, чтобы защитить этот мир от холода своих рук. С тех пор, как я ношу две пары одновременно, климат в городе значительно смягчился. От рук моих коченеет батарея, с улицы доносится шиферный кашель ветра.
Из окна видно, как двор-колодец медленно заполняется снегом. Белые полосы делают его похожим на большой кусок торта. Лицо улицы закрывает тяжёлая белая вуаль, блестящая от огней витрин.
На днях продуло спину — наверное, сквозняком от сердца. Я слышу, как ветер рвёт крышу над балконом. Где-то за стеной мерно бьют часы.
Закурив полосатую папироску, из окна этажом ниже свешивается сосед. Он плюёт на головы голубей, его спина измята простыней, а в волосах гнездится лысина. Но вот в проеме мелькает изящная рука и набрасывает на него что-то махровое. Сердце моё тоскливо сжимается, я закрываю окно, чтобы не студить улицу — и стекло тут же заволакивает снег.

Всё поправимо.

***
О моей второй жизни вам намекнёт разве что погнутое кольцо, из последних сил цепляющееся за похудевшие пальцы.
Я выхожу на улицу и замедляю шаг у выхода из подворотни, чтобы поджечь сигариллу и примериться к ветру — не сорвёт ли шляпу? Под ногами плавно начинается снег: сегодня он валит с неба изо всех сил. Я выныриваю из тени, бросаясь в воздух улицы — и меня тут же облепляет белыми хлопьями с ног до головы. На толстом тельце сигариллы за минуту собирается целый сугроб, который я нервно стряхиваю вместе с пеплом. Табак уже промок. Какой дурак сказал, что курение успокаивает?
Из-за ветра приходится придерживать шляпу и со стороны я выгляжу так, будто собираюсь с кем-то здороваться. Так и бегу сквозь город: здравствуй, бродячий пёс, здравствуй, светофор, здравствуй, памятник. Подтаявший лёд блуждает по тротуару, коварно бросается под ноги. В какой-то момент ветер становится невыносимым — и я захожу под спасительную вывеску «Билли Бонса», чтобы прямо у стойки выпить чашку кофе. С пальто, брошенного на вешалку, пластами сползает снег.
За эти семь минут ветер внезапно утихает. Снизу ужасно мокро, но сверху — потрясающе красиво. Вся высота небесная означена белыми точками, будто развешенными в воздухе. Всё быстро размечено на единый манер, и если хоть на минуту остановиться — различить тебя можно будет лишь по нижней половине, лишённой носков ботинок. От скамеек и девушек видны только ножки, сугробы у домов выдают спящих собак.
Так, пришли. Поликлиника. Как удовольствие, оттягиваю тугую дверь и вваливаюсь снеговиком в стерилизованный мир. Охранник у ведра бахил косится на лужу, ползущую из-под моего ботинка, но я подниматься не собираюсь. Провожаю взглядом медсестру с коробкой пробирок, но едва ощущаю запах эфира, как начинают ныть вены на руке.
Вот и друг мой спускается: в сочетании с белым халатом его серо-голубые глаза выглядят совершенно ангельскими. Ангел коротко жмёт мою руку и отдаёт долгожданный рецепт. Аллилуйа! Скорее, скорее на улицу. Моя аптека в трёх кварталах отсюда.
Меня бы выдал подёргивающийся глаз, но аптекарь ненаблюдателен. Заветная коробка прячется во внутренний карман: сухое и прохладное место, не доступное для детей, как завещал неизвестный фармацевт. На улице уже ноль градусов, и снег сменяется дождём, а дождь приносит с собой зонты — и вот уже не по улице я лечу, а словно по крытой галерее. Сейчас бы уже не пальто, а плащ-крылатку — войдя в подъезд встряхнуть бодро плечами, вспорхнуть капельным облаком, и пусть ручьи безградусной воды текли бы себе на пол. А сейчас всё тяжёлое от впитавшейся влаги, и уже на третьем этаже меня настигает одышка.

@темы: графомания

---

Флешмоб красоты

Морра хочет тепла.


И Фред.



Ярви, тебе достаётся... Энни Ленокс!

---

Продолжаем флешмоб красотени.

начну с Фредди. Внезапно вспомнила, что это фото у меня какое-то время стояло в рамочке! На столе. Точный период не помню.


Дальше хитрый Снусмумрик. Иногда меня так же тянет взять рюкзак, флейту, шляпу и свалить куда-нибудь на реку.


На закуску Тарья. Просто красивая.

---

Флешмоб красоты

Я выдаю вам персонажа, с которым вы у меня ассоциируетесь, а вы целую неделю постите его фотки/картинки (одну или несколько) у себя в дневнике. Любому, кто попросит у вас в комментариях, выдаете персонажа, с которым ассоциируется у вас попросивший.

Мне достался выбор: Тарья Турунен, муми-тролли или Фредди Меркьюри. А зачем ограничивать себя только одним? =)

Ещё и добавлю к каждому свою ассоциацию с собой:



Малышка Мю:


И Фредди, фото, в честь которого у меня куплен парик: